Я забился, замолотил руками и ногами по воздуху, дернулся и… проснулся.
Весь в холодном поту я лежал на дощатом полу там, куда меня перенесли Тимур и Питер. Откуда-то тянуло прохладным ветерком. Пропитанный специфическими запахами осени — запахом сухой лебеды и прелых листьев, он рождал грустные мысли: размышления о дальней дороге. О том, что придется несколько дней пробираться по неизвестной мне местности, а печальной участи мутанта, обреченного…
Стоп! Стопе! Стоп!
Вот это точно не моя мысль. Откуда она взялась? А, так я же вчера приютил Деда. Господи, какая глупость. Помедитировал и чей-то разум вселился мне в голову.
Странное это было ощущение, словно у тебя отнялась часть головы, и именно из нее наносится голос, только никто его, кроме тебя не слышит. Я мысленно тяжело вздохнул. Выходит ничего мне не приснилось и не пригрезилось.
Я потянулся и резко сел. Вот ведь морока на мою голову. И откуда все это взялось? Почему именно мне так «повезло»?
Волевым усилием я заставил себя открыть глаза. Я все еще был в том же самом ангаре. В нескольких метрах от меня лежало тело Деда. Чуть подальше спали Питер и Тимур. Рядом с ними свернутым тюком валялся Эдичка. А крысеныш? Я покрутил головой. Нет, крысеныш был на месте — сидел в углу сжавшись, нахохлившись. Нахмурившись я внимательно посмотрел на него. Кстати, а как его зовут? Не называть еже его постоянно крысенывшем. Стоп. Меня «крысеныш» вполне устраивал. Кого из тех, кто влез мне в голову это имя не устраивает. Я хотел было задать этот вопрос вслух, но промолчал. А мое-то какое дело? Пусть будет не «крысеныш».
— Замерз?
Крысенышь закивал. Я медленно приподнялся. Все мышцы тела ныли, словно я год грузил уголь на карьере. Стараясь не обращать внимание на неприятные ощущения, я поднялся, потянулся, потом вновь повернулся к крысенышу:
— Все тихо?
Крысеныш снова закивал.
— Ну, пойдем к костру, согреемся, чайка заварим.
При слове «чаек» крысеныш поморщился. То ли он чая не любил, то ли не знал, что это такое.
На улице было препротивно: все заволокло туманом, да так что едва можно было разглядеть соседний ангар.
Осторожно подойдя к кострищу, я в первую очередь убрал растяжку, а потом занялся костром.
— Как тебя зовет? — поинтересовался я не поворачиваясь.
Крысеныш какое-то время молчал, потом тихо произнес:
— Ветерок.
— Ветерок? — удивился я.
— Я — быстро бегать и быстро думать, как ветерок.
— Насчет быстро думать, это ты в точку, — усмехнулся я.
— Молчу… молчу…
Костер быстро разгорелся. Ночью дождя не было и вчерашнбие угли оказались сухими. Тем временем Ветерок принес воды в огромной пластиковой банке. Она была мутной и пахла то ли красной, то ли каким-то смазочным веществом. Я не стал спрашивать, где он ее взял. Меньше знаешь, лучше ешь. Три таблетки очистителя. Потом двойной армейский фильтр и на выходе оказалась прозрачная безвкусная жидкость вполне годная к употреблению. Поставив чай, благо в припасах Эдички даже котелок нашелся, я послал Ветерка за остальными. Вскоре они появились. Мутант печальный, с низко опущенной головой, и Тимур толкавший перед собой Эдичку. Расселились у костра. Настроение у всех было не веселое, да и сырой туман не способствовал веселью.
По кругу пустили здоровенную металлическую чашку с чифирем, куда я плеснул еще граммов сто водки.
Первым тягостное молчание нарушил Тимур:
— Что с трупом делать будем? Надо ж его похоронить.
Однако Тимура никто не поддержал.
— Тебе надо, ты и хорони, — фыркнул я.
Тут же мутант возмущенно задергался. Я видел, как сжимаются его руки. Казалось еще чуть-чуть и он на меня бросится.