Сумеречные королевства

I

Ночь подходила к концу, и я ускорил шаг, мечтая о тепле и уюте, царившим у меня на чердаке. Порой мне казалось, что я слышу жалобное постанывание улиц, уставших от ночного мрака и призывающих робкое солнце. Я плотнее закутался в пурпурный плащ, защищающий меня от холода. Зима накинулась на город, словно оголодавшая волчица на случайно загнанную добычу. Лоргол застыл, завернувшись в одеяло из тишины, баюкая трупы замерзших людей. На севере гордо высился Квартал Тысячи Башен, презрительно взирая на молочную белизну крыш, расположенных ниже. Даже после недельного пребывания в городе я не мог налюбоваться стройными силуэтами его построек, восхищался загадочным светом, озарявшим узкие стрельчатые окна.

Я миновал очередную крутую лестницу и очутился в порту, на набережной, подметенной усердным ветром. Следуя по этой набережной, я вышел к улице Терпкой — узенькому, унылому проулку агонизирующего квартала. Именно на этой улице я и жил… Дома тут так тесно прижимались друг к другу, что порой казалось, будто бы ты попал в причудливый каменный лес. Ни единого отблеска света, мрачные серые стены и слепые окна, закрытые веками деревянных ставней. Мостовые почти исчезли под слоем грязного снега.

Наконец я увидел дверь моего дома. В этом обветшавшем здании мне удалось обустроить для жилья лишь огромный и теплый чердак. Подойдя к крыльцу, я спугнул шустро разбежавшихся тараканов. Старая облезлая крыса на мгновение замешкалась у самого порога: темнота делала почти невидимым ее мохнатое тельце, зато глазки-бусинки поблескивали во мгле. Именно блеск крысиных глаз заставил меня снова вспомнить Школу Ловцов Света и взгляд ее лорда-ректора, мужчины-ребенка Дьюрна, повелевавшего сумерками. Я поспешно захлопнул дверь у себя за спиной. Крыса исчезла, а я начал карабкаться по винтовой лестнице, ведущей к чердаку. Сквозь заколоченные по моему приказу окна в помещение пробивались изломанные лучи призрачного лунного сияния, они рассыпались веером по пустынным комнатам.

Передо мной возникла массивная дубовая дверь, загораживавшая проход на чердак. Именно эта дверь защищала черную фею и меня от непрошеных гостей. Я постучал, и спустя несколько мгновений услышал приглушенное поскрипывание инвалидной коляски Амертины. Приветливо улыбаясь, женщина открыла дверь и пригласила меня зайти.

Жар живого огня запутался в складках плаща. Я обвел умиленным взглядом свои скромные владения. Несмотря на царивший сумрак, комната радовала изобилием красок. Я нуждался в ярких цветах, в разнузданном разгуле красных, синих и зеленых тонов, которые так отличались от мрачных серо-коричневых цветов Лоргола. Но я не питал пустых иллюзий. Все эти сияющие краски были жалкой попыткой забыть о Школе Ловцов Света, о том, что теперь и мое тело, и мой разум подернулись пеплом.

Амертина отнеслась с пониманием к такой одержимости цветом. Потакая всем моим прихотям, она неустанно следила за порядком на чердаке, превратив его в надежное и уютное убежище.

Фея развернула коляску, сложила на спине серые крылья, и я подвез ее поближе к огню, весело потрескивающему в камине. Мы устроились среди разноцветных подушечек и низких кресел, обтянутых шелком. Амертина стянула с меня высокие сапоги, и я поставил босые ступни на пол. Именно из-за этого пола я и купил этот давно заброшенный дом. Стоило нам прибыть в Лоргол, как я принялся тратить золото, полученное от Лерсшвена.

Некогда дом принадлежал ремесленнику, краснодеревщику незаурядного таланта. В свободные от повседневной работы часы мастер трудился над полом собственного чердака. День за днем он выкладывал паркетные доски, создавая деревянный ковер, продуманный до мельчайших деталей. Ремесленник обратился к эпическим сценам из рыцарских баллад, которые сменяли друг друга, образуя гигантскую мозаичную картину из самых разных пород древесины. Я получал небывалое удовольствие, когда, разглядывая очередную композицию, будоражащую воображение, ставил ногу на лицо принцессы или заостренный шлем рыцаря.

Амертина заснула. Мои пальцы скользнули по холодному металлу и обняли гарду Тени. Этого простого движения оказалось достаточно, чтобы наши сознания слились воедино. Очевидно, я помешал рапире: она вслушивалась в отрывистое, свистящее дыхание матери. Тень искренне беспокоилась о здоровье феи. Мое вторжение отвлекало и раздражало оружие, и я тут же ретировался, решив, что мы сможем поболтать утром.

Пламя завораживало, навевало болезненные воспоминания. Я снова видел страшный огонь, пожирающий Школу Ловцов Света, пепел, кружащий над морем. Дрова пылали, превращаясь в уголья, а я вспоминал агонию осиротевших Ловцов Света, подожженных всадниками Ордена Затмения. Черные деревья протягивали к небу горящие ветви-«лапы», и этот жест отчаяния глубоко взволновал меня. Видения возвращались почти каждую ночь, порождая угрызения совести. Лишь крошечный перламутровый футляр, который я носил на цепочке на шее, мог несколько притупить чувство вины.