Сумеречные королевства

Затменник со злости стукнул кулаком по корме. «Гадюки…» — прошептал он. Они не оставили ему выбора, он должен схватить Агона. Лерсшвен вспомнил, как он прибыл в Лоргол вместе с аккордником и его черной феей. Если бы он только знал… Он потерял столько времени! Маг погладил Танцора и пересадил малыша на плечо. Он должен торопиться. Ассамблея соберется со дня на день. И к этому моменту он должен быть во всеоружии.

X

Я больше не покидал чердак. Теперь вся моя жизнь сосредоточилась в стенах этой большой пестрой комнаты, вдали от ярости улиц. Огонь в камине дарил свет и тепло, мы были совсем одни: Амертина, Тень, Танцор и я.

Боэдур со своим органом вернули мне вкус к музыке, и я вновь взялся за цистру. Сначала я довольствовался веселыми бесхитростными мелодиями, старясь скрасить наши долгие вечера. Затем постепенно стал стремиться к большему, принялся искать в нотах глубинный смысл, магию Аккордов. Я хотел припомнить все уроки Мелодена. Я учился зажимать струны совершенно особым образом, учился управлять музыкой, не позволяя звукам захлестнуть мой разум. И вот через несколько дней я понял, что для совершенствования своего мастерства должен попытаться проникнуть в сознание другого человека…

Совершенно неожиданно Амертина предложила свое сознание. Подобная перспектива ужаснула меня. На протяжении целого дня я бродил по чердаку с цистрой в руках, но не мог извлечь из инструмента ни единого звука и решился обратиться за советом к Тени. Она нашла верные слова, сумела убедить, что осторожная попытка не угрожает целостности разума Амертины. Но рапира посоветовала действовать крайне осмотрительно. Она не хотела этого говорить, но в тайне опасалась, что я могу ранить рассудок ее матери, черной феи.

Когда наступил вечер, я все-таки решился и попросил Амертину устроиться рядом со мной. Она подчинилась и улыбкой пригласила приступить к игре.

Начал я с темы моего детства. Минута растерянности, а затем пальцы уверенно, без дрожи, запорхали по струнам. Постепенно в мой мозг закрались странные звуки, перекрывающие голос цистры. Резкая неприятная какофония, словно победоносная вражеская армия, вторглась во владения моего разума. Я тотчас ощутил настоятельную потребность играть быстрее. Мои пальцы проворно зажимали струны, я брал самые смелые и сложные аккорды. Какофония испуганно отпрянула, стала тише. «Аккорды усмирят любой посторонний шум, любые звуки, что рождаются в мозгу людей», — утверждал Мелоден.

Сознание Амертины обрело гармонию. Теперь каждое воспоминание черной феи соответствовало определенному звуку и слышалось вполне отчетливо. Но я чувствовал, что не могу двигаться дальше. Неверная или пропущенная нота порождала жалобный скрежет. Я старался держать музыкальный строй, тщательно структурировать мелодию. Но я был не в состоянии услышать все воспоминания и мысли Амертины. Доступными оказались лишь некоторые фрагменты памяти пожилой женщины. Я напряг слух, и передо мной проплыли картины недавнего прошлого, нашей повседневной жизни на чердаке. Управлять мелодией становилось все труднее и труднее. Еще один неверный аккорд, и изображение распалось на тысячу разрозненных фрагментов, издало пронзительный вопль, который резанул по барабанным перепонкам. Я отпустил последнюю струну и открыл глаза. Амертина внимательно смотрела на меня, ее лицо было безмятежным.

— Ну что? — спросил я.

— Я почти ничего не чувствовала. Быть может, два или три раза мне показалось, что кто-то пытается проникнуть в мою голову, но это ощущение нельзя назвать болезненным.

— Фальшивые ноты, моя фея, — признался я, улыбаясь.

На следующий день я вышел на улицу, чтобы купить перья, чернила и листы пергамента. Забыв о моем чудесном Танцоре, я корпел над бумагой, покрывая ее нотными знаками, вдохновляясь мелодией, родившейся накануне вечером.

Снаружи доносился городской шум, возвещающий о приближении ночи. Торговцы гортанными криками зазывали припозднившихся покупателей, в порт заходили последние корабли. Я сидел за столом, склонившись над пергаментами, когда меня отвлек какой-то необычный звук. Сначала я решил, что это скрипят растрескавшиеся половицы, но звук повторился. Амертина ничего не услышала, и я, стараясь как можно меньше шуметь, поднялся с места, знаком велев фее не двигаться. Я схватил Тень, раскрыл ей свой разум и спросил, что она думает о странном скрипе.

— Х-м-м… Что-то мне это не нравится. Возможно, в дом проник бродяга или вор, хотя сомневаюсь.

Несколько успокоенный, я подошел к двери. Пойти посмотреть? Мне не нравилась сама мысль, что я буду сидеть, сложа руки, и ждать, пока неизвестные нагрянут на чердак. Особенно если это Оршаль обнаружил мое логово… Я приоткрыл дверь. Дом был погружен в тишину. Жестом я попросил Амертину приблизиться.

— Запри за мной дверь, — прошептал я. — И открывай, если только я прикажу это сделать.