Сумеречные тени. Книга II

И вот наступила следующая ночь. По обе стороны от дороги, по которой должны были пронести моего Наставника стояли тринадцать оборотней и один вульфрикс. Четверо несли её носилки к глубокой могиле. По лицам нелюдей струились слёзы. Когда четверо, что несли Наставника, приблизились к нам, все тринадцать оборотней и один вульфрикс приняли вид зверей. Провожать последней песнью могли только волки и подобные им. На противоположно стороне дороги я заметил знакомого большого бело-чёрного пса.

Её пронесли между нами в полной тишине. И лишь когда её опустили вниз, морозный ночной воздух пронзил вой. Словно одно животное выло несколькими голосами. В этом вое была вся печаль, которую только можно вложить в звук, вся горечь и боль потери. Всё сожаление о безвозмездно ушедшем. О той, что была хрупка, словно узоры дыма в вечернем воздухе и столь же сильна, как буря. О ней и своей тоске пели мы, чувствуя как разрывается сердце.

Не знаю, сколько простоял, смотря на невысокий холмик земли и большой гладкий валун песочного цвета. Не знаю, сколько прошло времени и когда, наконец, последний из прощавшихся с ней, ушёл.

Только вдруг вокруг не оказалось никого.

Я вышел из под сени деревьев и сел рядом с валуном. Её любимый. Она весьма забавно запрещала нам оккупировать этот гладкий, нагретый солнечными лучами камень, в вечерние часы, когда мы приходили к водопаду. Сгоняла нас, грозясь... ох, чего только она не грозилась сделать с нами, а мы всё равно усаживались на него, дразня её...

Усмешка скривила мои губы. Из груди поднялся тихий смешок, что постепенно усиливался, рос и рос, пока я не понял, что не могу остановиться.

Я смеялся как сумасшедший, вцепившись ногтями в промозглую землю. Смеялся.

-Она знала, что так будет.

Из под тени деревьев вышла невысокая, аккуратная фигура, закутанная в чёрный плащ. Только теперь на ней не было шляпы, и белые, словно лежащий вокруг снег, волосы развевались на ветру. А голубые и холодные глаза смотрели прямо на меня.

Мой смех внезапно, даже для меня, оборвался.

-Берта попросила меня передать тебе это. Если я застану тебя таким.

-А я ведь... Я ведь даже толком не попрощался с ней.

И тут я понял, что больше не могу. Не могу сдерживаться.

Мой вой огласил окружающий лес, с вершин деревьев сорвались птицы, поднимаясь вверх, пока я выпускал своё горе.

И всё же, постепенно, мне стало хватать воздуха. Судороги перестали сжимать горло, а тень перед глазами стала менее плотной. И тогда я увидел небольшой конверт, скреплённый сургучной печатью, что лежал рядом со мной, на снегу.

Протянув дрожащую руку, я сгрёб его и неровно разорвал, доставая небольшую записку. Такой знакомый почерк...

«Сирис, если ты читаешь это, значит, я не ошиблась. Ты всё так же чересчур сильно привязываешься. Парадоксально. Один из самых моих сильных учеников нуждается в самой долгой опеке. Сирис, я понимаю, что, скорее всего, вы уже похоронили меня, ты всегда сначала выполнял необходимое и только после этого позволял себе сдаться.

Бррр, жутковато писать такое, между прочим! Короче, Сирис, бери себя в руки. Мы оба знали, что я умру в итоге. И поверь, я прожила довольно неплохую жизнь для нелюдя! Ты только вспомни, сколько моих учеников пришло проститься со мной! Да её и один из самых могущественных магов королевства убивается на моей могиле! Честное слово, я почти польщена.»

Вопреки грызущему чувству внутри, я усмехнулся её словам и, утерев глаза, продолжил чтение.

«Сирис. Я понимаю, что по щелчку никто не перестанет горевать, и не могу предположить, как долго это продлится у тебя. В конце концов, хоть ты это и пытаешься отрицать — ты самый нежный и добрый из моих учеников. Ты тяжелее остальных переживаешь горе, взваливаешь на себя непосильные задачи, только чтобы не потерять самое драгоценное. И теперь я прошу тебя вспомнить об этом самом драгоценном. Вспомни тех, кто ждёт тебя в твоём замечательном доме. Произнеси их имена, прежде чем читать дальше. Произнеси. Я серьёзно!»

-Аттенаис... Эмиль...

«Произнёс? Очень надеюсь, что да. Так вот. Я убедилась, что ты находишься в хороших руках. Мне так и не удалось понять твою избранницу, но одно я знаю точно — она искренне любит тебя и, что самое важное, ты можешь на неё положиться. И ты нужен своему ученику. У него небольшая задержка в телесном развитии. Тебе нужно смотреть за ним. Хотя, зная тебя, могла бы не говорить об этом.

Никогда не умела красиво заканчивать письма, поэтому, на этом всё, думаю.

Моему дорогому ученику Сирису Воулу»

Я мягко провёл пальцами по буквам, в груди тонкой иглой сверлило чувство что это был последний раз, когда я смог «поговорить» со своим Наставником.

-Эмиль, Аттенаис.

Я повторил эти имена ещё несколько раз. Странно, но действительно становилось легче. Каждый раз перед внутренним взором вставали их лица, их улыбки. В памяти всплыл запах свежескошенного луга, что так часто можно было почувствовать от моей рыжеволосой.

Я сложил письмо и мягко коснулся его губами, прежде чем убрать во внутренний карман плаща, затем со вздохом поднялся с земли и поклонился песчаному валуну.