Усевшись за стол, Ренилл зажег свечу, взял перо, обмакнул его и начал писать: сперва медленно, потом все быстрей, словно рука двигалась сама по себе. Он исписал несколько страниц, пока пальцы, наконец, не устали и перо не замедлило движения. Подписался, перечитал написанное. Удивился и даже встревожился, увидев, что натворила его рука.
Ну, и что дальше? Увидеть бы ее. Ему почему-то хотелось, чтобы
Он поднес уголок письма к пламени свечи, и огонек пополз вверх. Через минуту он стряхнул то, что осталось от бумаги, в пепельницу, со странной жалостью глядя на черные хлопья пепла. Дымок быстро рассеялся. Вот и все. Интересно знать, что бы она подумала, если бы прочитала?
Должно быть, сочла бы его ужасным дураком.
Он снова подошел к окну и увидел, что рабочие начали ужинать. Пока он писал, зашло солнце, и светящееся облако, вопреки всем законам природы застывшее над последним оплотом вонарцев, наливалось тусклым сиянием.
Вошел Ниен во Чаумелль, переоделся и вышел, не проронив ни слова. Выглядел он жалко: небрит, нездоров и исполнен уныния. В первый раз в жизни Ренилл пожалел дядюшку - немного.
Он снова остался один. Вот и пришло время ему тоже переодеться. Ренилл вытащил узел с местной одеждой, начал расстегивать рубаху, наткнулся на посторонний предмет и вытащил его из нагрудного кармана. Вонючий грязный бумажный пакет. Развернув обертку, он увидел незнакомый почерк и машинально начал читать прежде, чем осознал, что у него в руках. Письмо второго секретаря Шивокса, которое запихнула ему в карман Цизетта. Ренилл так и не вспомнил о нем с самого утра. Теперь глаз успел выхватить пару знакомых имен, и Ренилл стал читать дальше. Дочитал до конца и перечитал еще раз.
Очень интересно. Интересно, однако пока бесполезно. А вот если он останется жив после задуманного предприятия, и если Шивокс оправится от раны - и если хоть кто-то переживет осаду резиденции - будет что обсудить со вторым секретарем при следующей встрече.
Слишком много «если».
Ренилл сунул перепачканный кровью пакет в стол и продолжил прерванное переодевание. Сменил вонарский костюм на авескийский, прикрыл револьвер складками легкой материи. Талисман Ирруле исчез под широким зуфуром. Шляпа с вуалью от пыли спрятала некрашеные волосы и затенила светлое западное лицо.
В коридорах было полно народу, и никто не обратил внимания на высокого авескийца, сбежавшего по лестнице со второго этажа. И уж конечно, никто не признал в нем переодетого заместителя второго секретаря.
Нужный ему подвал - в самой глубине подземных помещений резиденции - был ярко освещен и тщательно охранялся.
Множество светильников освещали сырой, каменный пол и стены, кишащие насекомыми, низкие потолки, затянутые паутиной, ворох гнилой соломы, битых черепков и поломанное кресло, которое, как видно, завалялось здесь с прошлого века. Пустые ящики и бочки, прежде хранившиеся здесь, давно отправились на растопку. В северо-западном углу зияла черная дыра. Небольшое, округлой формы отверстие, в которое с трудом мог бы протиснуться человек. Конечно, если бы подкоп не обнаружили вовремя, их саперы расширили бы проход.
На полу у самой дыры устроилась компания картежников с потрепанной колодой орбанезских карт. Играли в антислеж. Ренилл узнал нескольких из них. Двое часовых в серо-коричневом, переживших гибель своего полка. Среди игроков не было ни одного авескийца. Единственный туземец - лакей Приая в'Азая - примостился в сторонке и молча занимался чисткой хозяйских сапог.
Остальные разговаривали и хохотали нарочито громко, явно рассчитывая, что разносящийся по тоннелю шум предупредит саперов о бдительности вонарцев и заставит их отказаться от нападения.
Ренилл, входя в подвал, предусмотрительно снял шляпу.
– Джентльмены, - окликнул он негромко. Его мгновенно узнали. Посыпались неизбежные шуточки:
– На маскарад собрались, Чаумелль?
– Участвуете в пантомиме?
– Приглашены на свадьбу к желтенькому приятелю?
– Или на пирушку к Сынам?
– Вот-вот, в точку попали, - признался Ренилл.
– А я вот что вам скажу, - провозгласил один из солдат. - Чаумелль собрался поиграть в терьера-крысолова!
– Ну нет, эта игра для него грубовата!
– И все-таки…
– Тогда ясно, к чему этот костюмчик. Терьеру в нем проще.
– Вот именно. Слишком уж просто. Нечестная выходит игра.
– Правила не запрещают. Я бы сказал, творческий подход!
– А я бы сказал: мошенничество! Творческий подход, ба! Знак породы в терьере - безрассудная храбрость.
– Вот и нет. Ум. Ум и хитрость. Без них никак.
– И все-таки, вырядиться под желторожего… Что-то уж больно хитро. Есть в этом что-то недостойное, что-то… склизкое.
– Это вы зря! По мне, ловкий терьер-охотник себя не позорит.
– Если он и вправду собирается сыграть в терьера!