Сумеречные Врата

– Этот закон действителен в Кандеруле. К счастью, Дархал устоял перед западным вторжением. Там еще правит старинный обычай. Едва ты окажешься на земле Дархала, твоей рукой, а также и телом, и имуществом, будет распоряжаться опекающий тебя мужчина. Твоего согласия для этого не потребуется. Я уже написала гочаллону, сообщила о своем согласии на его предложения и официально препоручила ему свои родительские полномочия.

– Ему это мало поможет. Ноги моей не будет на земле Дархала.

– Ты окажешься там очень скоро. Я попросила гочаллона прислать за тобой отряд эскорта, и не думаю, что он станет тянуть с исполнением этой просьбы. А пока не прибудет эскорт, ты останешься под замком в этой комнате.

В первый раз за весь разговор Джатонди заметно дрогнула.

– Сиятельная, неужели ты пойдешь на это? Продашь меня в рабство чужеземцу? - взмолилась она.

– Глупая девчонка, кто говорит о рабстве? Я нашла тебе блестящую партию. Ты воссядешь на золотой подушке у подножия Рассветного Трона НирДхара…

– Пусть сам сидит на своих золотых подушках! Мне они не нужны. Умоляю тебя, мама…

– Не смей меня так называть!

– Прошу, не вынуждай меня.

– Неблагодарная, это больше, чем ты заслуживаешь. Если я о чем-либо и сожалею, то только о том, что всучу гочаллону, который рассчитывает получить руку Лучезарной гочанны Кандерула, дешевый и подпорченный товар. Молю бога, чтобы он не проиграл на этой сделке и сумел управиться с тобой лучше, чем это удавалось мне.

– Гочалла, если ты когда-то любила меня, если хоть искра этой любви осталась в твоей душе, услышь меня. Если ты не забыла дитя, которым я была…

– Память о нем свято храниться в моей душе. Но дитя умерло.

– Нет, если мать не обречет его на смерть и то, что хуже смерти. Мама - прости, но я назову тебя так, потому что ты - моя мать - неужто мое счастье и душевный покой ничего не значат для тебя?

– Больше, чем мои - для тебя. - Гочалла отвела взгляд. Ее каменная твердость, казалось, дала трещину. - Ты изменила мне и… очень обидела меня, но так и не попросила прощения, не пролила ни единой слезы…

– Сколько я их пролила!

– Не верю!

– Это так, и поверь, я глубоко, искренне сожалею, что причинила тебе боль. Я совсем не хотела ничего дурного, я не думала, что ты будешь так мучиться. Думала, ты даже не узнаешь. И теперь мне очень жаль, мне стыдно, и я готова на коленях умолять о прощении, если это тронет твое сердце. Лучезарная, примешь ли ты мое раскаяние и любовь?

– Если ты честна со мной…- Гочалла на мгновенье заколебалась, но тут же вспыхнула: - О, что ты за актриса когда тебе это выгодно. Сколько чувства, какая искренность - и все это ложь! Я слаба, а ты слишком хорошо научилась играть на моих слабостях. Но на этот раз ты не обманешь меня - я знаю, чего ты добиваешься!

– Ты имеешь право сердиться. Но неужели гнев заставит тебя пожертвовать моей свободой, здоровьем, самой жизнью?

– И всегда ты думаешь о себе, только о себе!

– Нет, я думаю и о тебе. Рано или поздно твой гнев остынет, и ты пожалеешь о том, что сделала. Но будет уже поздно, и ты проведешь остаток жизни в тщетных сожалениях. Умоляю тебя, мама, измени свое решение сейчас, пока еще есть время - хотя бы ради себя, если не ради меня.

– Ни слова больше! - Гочаллу трясло. Глубоко вздохнув, она застыла на мгновенье, овладевая собой, и продолжала уже спокойнее: - Твои жалобы и упреки обычны для мелочных людей. Речь идет не о твоих прихотях. Благо Кандерула превыше всего. Но о чем я говорю с тобой? Тебе не дано понять, что значит любовь к своей стране.

Джатонди с минуту молча смотрела на мать, затем заговорила совсем другим тоном:

– Хорошо, сиятельная, поговорим о Кандеруле, благо которого значит для тебя так много, что ты с нетерпением ждешь для него дархальских правителей. Поговорим о Кандеруле, которому не избежать перемен, тех или иных. Гочалла цепляется за старые обычаи, которые полагает непревзойденными, но она стремится к невозможному. Мир меняется. Старые обычаи ушли в прошлое, и их не вернуть. Время, когда наследственным правителям покорялись, не раздумывая, миновало.

– Не все еще забыли свой долг.

– Какой долг! Долг пресмыкаться перед гочаллой или перед божеством?

– В этом великая правда мира, основа нашего бытия. На что еще нам опереться! Что остается нам, если не это?

– Надежда на лучшее.

– Лживая надежда. Ты не только неверна, но еще и невежественна. Ты мелко мыслишь. То «лучшее», на которое ты надеешься,- мыльный пузырь. И на эти блестящие игрушки ты готова променять сокровище!

– Старые сокровища потеряли цену. Что не может приспособиться к изменяющемуся миру - гибнет, как гибнет на наших глазах УудПрай. Отец это понимал. Вспомни, отец настаивал, чтобы меня послали учиться в Вонар, потому что он понимал неизбежность перемен, и видел, что запад…

– Не смей говорить об отце, ты не имеешь права!

– …видел, что запад захватывает наш мир. Хороши они или плохи, новые идеи пускают корни, и для Кандерула уже нет возврата к прошлому. Боги больше не ходят среди нас. Они вернулись к себе. Правитель больше не божество среди смертных…

– Не слышу тебя!