Сумеречный город

Подняв голову, увидел своих спутников. Большинство фаитов в страхе старались не смотреть на меня. Громбакх был непривычно серьезен и сосредоточен, словно стоял возле раненного в бою друга и оценивал его шансы на выживание. Теор не скрывал отвращения и невольно потирал собственные руки. Глаз Тенуина не было видно под низко надвинутым капюшоном, но я не сомневался, что он смотрит спокойно, без страха или сочувствия. Выносной клинок на его правом наруче был оголен. Следопыт мог в любой момент ударить по моей руке. Или по мне.

Больше всего удивил и заинтересовал ошеломленный взгляд Миалинты. Смотрела она без испуга, но с таким благоговением, будто узнала и эту кисть, и эту сигву.

– Что это? – спросил я дочь наместника.

Она тихо качнула головой, но взгляд от моей руки не отвела – безотрывно, в онемении смотрела только на нее.

– Это твоя глупость, – спокойно ответил следопыт.

Тем временем боль убывала. Я уже мог пошевелить пальцами. Вместе с тем разглаживались морщины, пропадали желтые пятна, ногти возвращали естественную форму, а сигва выцветала.

Прошло несколько минут, прежде чем кисть стала прежней. Я с облегчением ощупывал ее, проверял каждый сустав, натягивал гладкую и молодую кожу. Сжимал кулак и раскрывал ладонь. Делал самые неестественные движения, и в конце концов утомил кисть. Лишь после этого окончательно успокоился.

– Идем, – позвал следопыт.

Дальше мы шли в еще большей тесноте. Никто не хотел приближаться к стенке купола.

Громбакх подшучивал над тем, что со мной случилось. Говорил, что надо было продолжить опыты, высовывая то одну, то другую часть тела.

– Увидел бы чего интересное. А напоследок надо было голову сунуть! Глядишь, вернулся бы со свиным рылом, а? Хрю-хрю!

Охотник давился нервным смехом. Некоторые фаиты смотрели на него с осуждением, но остальные улыбались – были рады отвлечься от страха.

Миалинта шла в отрешении. Даже не пыталась идти впереди всех. О чем-то думала и на вопросы отвечала рассеянно, невпопад. Оживилась, лишь когда дорога привела к плетеной изгороди. За ней начиналось заросшее таволгой поле и виднелись остатки старой и давно разрушенной каменной стены. Запахло дымом.

– Подземелье Искарута! – радостно объявил Шверк.

– Наконец! – отозвался Швик.

Сразу за изгородью туман оборвался. Мы вышли в гигантский, поднятый до самых облаков колодец ясности. Будто оказались в основании колонны, подпирающей небо. Здесь, как и в Багульдине, закругленные стенки тумана были гладкими и только бугрились, вскипали по кромке вверху.

Впереди темнел провал – вход в Подземелье. К нему вела широкая мощеная дорога, по краям которой стояли пустовавшие сейчас деревянные лавки. Поле щетинилось узкими навершиями саманных труб. Они прерывисто выдыхали густые перья дыма. Перья сливались в разрозненные черные потоки и высокой дугой уходили в стену мглы, втягивались в нее гибкими щупальцами.

– Главное, не заглядывай в бездну. Говорят, в таких местах она манит, – с искусственной таинственностью прошептал Громбакх, когда мы остановились перед большой деревянной табличкой «Подземелье Искарута». Не зная, как еще напугать меня, он хрипло протянул: – Без… дна…

Прозвучало это глупо, но охотник, довольный своей шуткой, рассмеялся и хлопнул меня ладонью по плечу.

Я хмуро кивнул в ответ, а сам посмотрел назад – в опасении увидеть очередных преследователей. Орин мог послать за нами и другие отряды. В тумане никакого свечения не было. Оставалось идти вперед, точнее – вниз.

Глава 10 Подземелье Искарута

КУХТИАР

1. Сигва Освобождения, которую в 16 лет наносят на шею, возле родовой сигвы. Знак взросления и выхода из-под родительской опеки, который должен служить напоминанием о долге перед тем, кто тебя вырастил. Наносится только с разрешения старшего родителя. Отсутствие такой сигвы осложняет поступление на гражданскую службу.

2. Обряд нанесения такой сигвы.

3. Путешествие, в которое подросток отправляется после обряда Освобождения.

4. Одно из земных воплощений Акмеона. Чаще всего изображается в виде ворона, вылетающего из гнезда.

«Словник». Подготовлено Высшим южным училищем Артендола