Сумеречный клинок

— Отнюдь, друг мой Виктор! — На лице Ремта возникло выражение, именуемое обычно «смешанными чувствами».Тут были и некие, возможно, и не оформившиеся пока в конкретные формы, опасения, и доля скепсиса, и, условно говоря, «смирение перед неизбежным».

— Прошу прощения, сударыня, — поклонился он Аде. — Дамы и господа! — короткий поклон Тине и Сандеру. — Труба зовет! Идемте же, Виктор, и исполним свой долг!

Вряд ли кто-нибудь из присутствующих понял, что здесь происходит, но Виктор не мог не отметить, что «Ремт» не потерял и малой доли своей не раз и не два отмеченной даже и выдающимися свидетелями феноменальной проницательности.

— Итак? — спросил Ремт, когда они удалились от лагеря на достаточное для разговора тет-а-тет расстояние.

— Я знаю, кто вы, — сказал Виктор, ощущая известную меру облегчения. — Я не знаю, маршал, как это возможно, но вы — это вы.

— Маршал…

— Маршал Герт де Бройх граф д’Альер.

— Как вы узнали? — В этом вопросе было больше озабоченности, чем удивления.

— Я вас вычислил, — усмехнулся Виктор. — Знаете, граф, как это бывает: слово здесь, слово там, жест, реакция на невинную шутку. Это похоже на то, как складывается мозаика.

— Что ж, — сдержанно поклонился Ремт Сюртук, одновременно снимая с рыжей головы свой вполне дурацкий котелок. — Снимаю шляпу перед вашей проницательностью, сударь. Мы знакомы?

— Это тот вопрос, который я хотел задать вам сам.

— Увы, — развел руками Ремт. — Я вас не помню, сударь, хотя, видит бог, это ни о чем не говорит. Я не помню никого. То есть помню, но только формально, по именам. Вот, помнится, у меня была жена. Ее звали Трёй. Еще любовница Агнесса, и еще одна — Клара… Впрочем, судя по всему, я был тот еще ходок, но, уверяю вас, Виктор, я не помню о них ничего, кроме имен. Как они выглядели, как целовались… Все исчезло вместе с моей бренной плотью. Кстати, вы не в курсе, как именно я умер? Последнее, что я помню, — подготовка к битве. Дело происходило в окрестностях города Корн. Была ночь. Наутро нам предстояло сражение с императорской армией. У маршала Агнуса было вдвое больше кавалерии и втрое больше пехоты. Исход битвы представлялся очевидным, и мы — нас было трое в палатке: я, герцог Захария Фокко и барон Рох фон дер Гайхенгердт — поклялись умереть, но не отступить… Итак?

— Постойте, граф! — нахмурился Виктор, понимая уже, что по случаю наткнулся на некое крайне важное обстоятельство. — Вы сказали Захария Фокко? Герцог носил на плече «лилию Калли»?

— Вы правильно поняли, Виктор, — кивнул маршал. — Меня этот момент в рассказе нашего уважаемого мэтра Керста, надо отметить, тоже сильно удивил. Ведь если Захария был там и тогда со мной, то велика вероятность, что он не пережил сражение. Но тогда он не может быть отцом Тины, ведь дело происходило почти тридцать лет назад. Однако он мог и уцелеть… В этом случае ему ничто не мешало зачать Тину, но вот ее права на титул в этом случае… Да и не мог он погибнуть во время войны с чинками. Кто бы взял его в армию после открытого участия в мятеже сектантов?

— Есть еще одна тонкость. — Ди Крей помолчал мгновение, размышляя над тем, стоит ли озвучивать некоторые детали той давней истории. — Захария Фокко — сын Надин Риддер. И более того, велика вероятность, что он бастард императора Якова.

— Что ж, если так, уцелев в сражении, он мог избежать казни. Ведь Агнус приходился ему родным дядей, а император — кузеном…

— Да, так могло случиться, — согласился Виктор. — Маршал Агнус… Он сделал все, чтобы сохранить вам жизнь, граф, но Людвиг Верн был непреклонен. Вас обезглавили в военном лагере Агнуса Риддера через три дня после сражения.

3

Четырнадцатый день полузимника 1647 года

Ди Крей оказался прав, не в первый уже раз, впрочем, доказав, что он опытный и знающий свое дело проводник. И хотя чем дальше, тем больше Тина сомневалась в том, что Виктор провел всю свою жизнь в горах Подковы, его знание хребта Дракона и Старых графств не вызывало сомнений. Вот и на этот раз, едва взглянув с вершины холма на далекий еще, но такой, казалось бы, близкий вход в ущелье Сгоревшей сосны, ди Крей сразу же сказал, что «видит око, да зуб неймет»:хорошо, мол, если завтра к солнечному перелому дойдем. Так и вышло. То одно, то другое — разлившийся ручей, старые промоины, бурелом, — все время что-нибудь мешало им достигнуть ущелья, заставляя то идти в обход, то искать переправы. И погода снова испортилась. Похолодало, почти весь день тринадцатого накрапывал противный холодный дождик. Тем не менее Виктор и Ремт неизменно были в авангарде, находили дорогу и вели отряд вперед. К ущелью вышли уже в сумерках, но бивак разбили, лишь серьезно углубившись в узкую с высокими обрывистыми склонами долину, в одной из больших пещер западной стены. Ущелье здесь шло почти точно с севера на юг, но, по словам того же ди Крея, в скором времени должно было повернуть на восток, чтобы еще позже снова устремиться на юг, впрочем, уже гораздо выше того места, где путешественники находились теперь.