Сумеречный Взгляд

Среди алебастровых плит на холме в городе мертвецов я схватил ее, развернул лицом к себе. В ее глазах стоял дикий страх, меня переполняли боль и жалость, но ее горло было открыто, и я потянулся к нему, невзирая на сожаление, почувствовал, как мои зубы касаются нежной кожи…

Я рванулся головой вперед прочь из сна, прежде чем почувствую во рту вкус ее крови. Я обнаружил, что сижу в кровати, закрыв лицо ладонями, словно она может проснуться и каким-то образом, даже в темноте, прочесть все на моем лице, узнав, какую жестокость я чуть было не сотворил с нею во сне.

И тут, к моему огромному изумлению, я ощутил, что возле кровати во мраке кто-то стоит. У меня перехватило дух, все еще находясь под впечатлением ужасов из кошмарного сна, я отнял руки от лица, выставил их перед собой, как бы защищаясь, и откинулся к спинке кровати.

– Слим?

Это была Райа. Она стояла возле кровати, глядя на меня, хотя под покровом черноты я был виден ей не больше чем она мне. Она наблюдала, как я преследую ее двойника во сне – среди кладбищенского ландшафта – точно так же, как я наблюдал за ней накануне ночью.

– А, это ты, Райа, – с трудом пробормотал я, переводя дыхание, сжимавшее грудь. Сердце у меня колотилось.

– Что стряслось? – спросила она.

– Сон.

– Что за сон?

– Дурной.

– Эти твои гоблины?

– Нет.

– Мое… кладбище?

Я ничего не ответил.

Она присела на край кровати.

– Это было оно? – спросила она.

– Да. Как ты узнала?

– Ты разговаривал во сне.

Я посмотрел на светящийся циферблат часов. Полчетвертого.

– А я была в этом сне? – спросила она.

– Да.

Она издала звук, который я никак не смог истолковать.

Я сказал:

– Я гнался за…

– Нет! – быстро оборвала она. – Не говори мне. Это не важно. Не хочу больше ничего слушать. Это все не важно. Совершенно не важно.

Но было очевидно, что она не сомневается – это важно, что она лучше понимает наш общий кошмарный сон, чем я, и что она точно знает, в чем смысл такого странного совпадения кошмаров.

А может, поскольку покровы сна еще не спали с меня и обрывки сновидений до сих пор не отпускали меня, я неверно понял ход ее мыслей и увидел тайну там, где ее и не было вовсе. Может быть, она не желала обсуждать это именно потому, что боялась, а не потому, что уловила пугающий смысл такого совпадения.

Когда я вновь попытался заговорить, она шикнула на меня и скользнула в мои объятия. Никогда раньше она не была такой страстной, такой нежной, такой податливой, с таким сладостным искусством пробуждая во мне ответное чувство, но мне показалось, что в ее любовном порыве я разгадал нечто новое, тревожное – тихое отчаяние, как будто в любовном акте она искала не только наслаждения и близости, но и стремилась обрести забвение, убежище от какого-то темного знания, которое было ей не по силам.

* * *

В среду утром ветер прогнал тучи, и на смену им принес голубое небо, ворон, малиновок, воронов и мелких птах. Из земли до сих пор шел пар, как будто прямо под тонкой земной корой вовсю работал, двигая поршнями и нагреваясь от трения, некий могучий механизм. На аллее под сияющим августовским солнцем просыхали опилки и стружки. Балаганщики всей бригадой вывалили наружу – высматривали, что повредила гроза, наводили блеск на хром и латунь, приводили в порядок провисшие палатки, рассуждали о «денежной погодке», а погодка и в самом деле была «денежной».

За час до открытия ярмарки я нашел Джоэля Така позади палатки, где размещался Шоквилль. На нем были ботинки лесоруба и заправленные в голенища рабочие брюки, толстая красная рубашка, рукава которой были засучены на массивных руках. Он вбивал поглубже во влажную землю колья палатки. Хотя он размахивал молотком, а не топором, все равно он производил впечатление мутанта Пола Баниона.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал я.

– Я слышал, ты поменял адрес, – заметил он, опуская кувалду на длинной ручке.

Я моргнул:

– Что, так быстро все узнали?

– О чем тебе надо со мной поговорить? – спросил он без явной враждебности, но холодно, чего раньше я за ним не замечал.

– Во-первых, о павильоне электромобилей.

– А что там случилось?

– Я знаю, что ты видел, что там было.

– Что-то я не догоняю.

– В ту ночь ты меня достаточно догнал.

Его искаженные черты и непроницаемое выражение делали его лицо похожим на керамическую маску, разбитую и склеенную пьяницей во время попойки.

Когда он ничего не сказал, я продолжил:

– Ты зарыл его под полом своей палатки.

– Кого?

– Гоблина.

– Гоблина?

– Так их называю я – гоблинами. Возможно, у тебя для них есть другое имя. В словаре написано, что гоблин – это «вымышленное создание, в некоторых мифологиях – демон, с гротескными чертами, творящий людям зло». Для меня этого достаточно. Ты, черт возьми, зови их как тебе угодно. Я знаю – ты их видишь.

– В самом деле вижу? Гоблинов?