Сумерки

Когда начали опускаться сумерки, я отправилась в постель, просто чтобы хоть что-нибудь сделать. Я надеялась, что в темноте и одиночестве смогу дать волю страхам, которые рыскали по задворкам моего сознания, не в силах одолеть бдительную защиту Джаспера.

Но Элис как бы ненароком последовала за мной, словно ее тоже утомило долгое сидение в общей комнате. Интересно, какие именно инструкции относительно меня оставил ей Эдвард? Я легла поперек широкой кровати, а она уселась рядом по-турецки. Сначала я не обращала на нее внимания, потому что мне вдруг на самом деле захотелось спать. Но спустя несколько минут панические мысли, не смевшие и близко подобраться в присутствии Джаспера, взяли свое. Я оставила попытки уснуть и свернулась калачиком на кровати.

— Элис?

— Да?

Я постаралась говорить спокойно.

— Как ты думаешь, что они сейчас делают?

— Карлайл хотел увести ищейку подальше на север, а потом подпустить поближе и устроить засаду. Эсме и Розали надо было двигаться на запад до тех пор, пока женщина идет за ними. Если бы она оставила след, они должны были вернуться в Форкс и держаться поблизости от твоего отца. Я думаю, раз они не звонят, все идет хорошо. Это значит, что ищейка достаточно близко и может их услышать.

— А Эсме?

— Думаю, она уже в Форксе. Она тоже не станет звонить, если нет уверенности, что женщина не услышит ее. Наверное, они просто осторожничают.

— Так ты действительно считаешь, что с ними все хорошо?

— Белла, сколько еще раз повторить тебе, что никому из нас не угрожает опасность?

— И ты скажешь мне правду?

— Да. Я всегда скажу тебе правду.

Она говорила совершенно серьезно. Я немного поколебалась, но потом решила, что она имела в виду и это тоже.

— Скажи мне тогда… как стать вампиром?

Мой вопрос застал ее врасплох. Она не ответила. Я повернулась к ней, чтобы видеть ее лицо — на нем отражалась внутренняя борьба.

— Эдвард не хочет, чтобы я тебе это рассказывала, — твердо произнесла она, но я почувствовала в этих словах ее внутренний протест.

— Это нечестно. Думаю, я имею право знать.

— Пожалуй.

Я выжидающе посмотрела на нее.

Она вздохнула.

— Он будет дико зол.

— Это вообще не его дело. Это только между нами. Элис, прошу тебя, как подругу.

Мы действительно непостижимым образом стали подругами — наверное, она с самого начала знала, что так и будет.

Она посмотрела на меня своими прелестными, мудрыми глазами — делая выбор…

— Я расскажу тебе то, что знаю о механике этого дела, — наконец, начала она. — Хотя, как это было со мной, я не помню, сама никогда этого не делала и не видела, чтобы кто-нибудь это делал. Поэтому не забывай: то, что ты сейчас услышишь — это чистая теория.

Я замерла в ожидании.

— Для хищников мы оснащены более чем достаточно — можно сказать, увешаны оружием с ног до головы. Сила, скорость, обостренная восприимчивость, не говоря уже о возможном наличии шестого чувства у счастливчиков вроде Эдварда, меня и Джаспера. Кроме того, мы, как плотоядные цветы, привлекаем свою жертву физически.

Я сидела не шевелясь и вспоминала, как красочно Эдвард проиллюстрировал эту концепцию на лесной поляне.

Элис зловеще улыбнулась во весь рот.

— Есть и еще одно оружие, которое вообще непонятно зачем. Мы ядовиты, — ее зубы блеснули в полумраке. — Яд не убивает — он только обездвиживает. Он действует медленно, распространяясь с током крови, так что укушенная жертва испытывает страшную физическую боль и не может убежать. Чистое излишество, как я уже сказала. Уж если мы подобрались к кому-то настолько близко, что можем укусить, жертве все равно не спастись. Хотя бывают исключения. Карлайл, например.

— И если дать яду распространиться, — тихо проговорила я.

— Трансформация занимает обычно несколько дней в зависимости от того, сколько яда попало в рану и насколько близко эта рана от сердца. Пока сердце бьется, яд разносится с током крови, меняя и излечивая тело. Наконец, сердце останавливается, и тогда превращение закончено. Но пока процесс идет, жертва каждое мгновение мечтает о смерти.

Меня пробрала дрожь.

— Как видишь, дело не из приятных.

— Эдвард сказал, что это очень трудно сделать… Но я не очень поняла, — сказала я.

— Мы в каком-то смысле как акулы. Если попробуем крови или хотя бы просто почувствуем ее запах, нам очень трудно удержаться и не насытиться. Иногда просто невозможно. Поэтому, укусив кого-то, мы тут же теряем над собой контроль. Так что трудно приходится обоим: одному — из-за жажды крови, другому — из-за невыносимой боли.

— Как думаешь, почему ты ничего не помнишь?

— Не знаю. Для всех остальных боль превращения — самое яркое воспоминание о человеческой части их жизни. Я же из человеческой жизни вообще ничего не помню.

Ее голос был полон тоски.

Мы молча лежали рядом, погруженные каждая в свои думы.

Время шло, и я почти забыла о присутствии Элис, как вдруг она вскочила и через мгновение уже стояла рядом с кроватью. Моя голова резко дернулась от ее движения, и я, вздрогнув, уставилась на нее.

— Что-то изменилось.

Ее голос звучал тревожно, и разговаривала она уже не со мной.