- Ну, мило. Немного похожа на тебя, но у нее не азиатская внешность. Короче чем ты – рост как у Елены, но она более тощая. Одна из просто хорошеньких девчонок. Немного застенчивая – тихий тип, знаешь. Одна из тех, кого трудно близко узнать. И...милая.
- Застенчивая, и тихая, и милая – просто музыка для моих ушей.
- Для моих тоже, - сказала Бонни, зажимая свои потные руки между коленями.
«Что было бы действительно музыкой, - подумала она. – Так это то, что ее нет дома.»
Однако несколько машин были припаркованы прямо у дома Сэтоу. Бонни и Мередит нерешительно постучали в дверь, помня о том, что случилось, когда они последний раз делали это.
Дверь открыл Джим Брайс, высокий, долговязый парень, который еще не сформировался и который был немного сутулым. Бонни удивилась тому, как изменилось его лицо, когда он узнал Мередит.
Когда он открыл дверь, он выглядел ужасно; его лицо побелело под загаром, его тело было как-то сморщено. Но когда он увидел Мередит, цвета вернулись на его щеки и он как будто...выгладился, как листок бумаги. Он стал выше.
Мередит не сказала ни слова. Она только вышла вперед и обняла его. Он прижал ее к себе так, как будто боялся, что она убежит, и спрятал лицо в ее темных волосах.
- Мередит.
- Дыши, Джим. Дыши.
- Ты не знаешь, каково это было. Мои родители уехали, потому что мой старый дедушка болен – я думаю, он умирает. А потом Тами...Тами...
- Рассказывай медленно. И дыши.
- Она кидала ножи, Мередит. Ножи мясника. Она попала мне в ногу, здесь, - Джим показал место в джинсах, где виднелся маленький разрез ткани, чуть ниже бедра.
- У тебя недавно был столбняк? – спросила Мередит.
- Нет, но это не просто большой порез. Это, в основном, прокол.
- Это-то как раз и опасно. Тебе нужно позвонить доктору Альперту прямо сейчас, - имя старого доктора Альперта стало нарицательным в Феллс-Черч: доктор, который принимал больных на дому в стране, где носить черную сумку и стетоскоп было неслыханным поведением.
- Я не могу. Я не могу оставить...- джим кивнул головой в сторону дома, как будто не могу заставить себя произнести имя.
Бонни потянула мередит за рукав
- У меня плохое предчувствие, - прошипела она.
Мередит повернулась к Джиму:
- Ты имеешь в виду Изабель? Где ее родители?
- Иса-чан, Изабель. Я называю ее Иса-чан, знаешь...
- Хорошо, - сказала Мередит. – Просто скажи все как есть. Продолжай.
- Ну, у Исы-чан есть только бабушка и бабушка Сэтоу нечасто спускается вниз. Я сделал ей обед некоторое время назад и она подумала, что я...отец Изабель. Она немного...сошла с ума.
Мередит посмотрела на Бонни и сказала:
- А Изабель? У нее тоже помрачилось сознание?
Джим закрыл глаза, выглядя совершенно несчастным.
- Я хочу, чтобы вы вошли, и, ну, просто поговорили с ней.
Плохое предчувствие Бонни только ухудшилось. Она и правда не выдержала бы еще одну панику, как в доме Кэролайн – и у нее, конечно, не осталось Сил, чтобы Позвать снова, даже если Дамон не опаздывал куда-нибудь.
Но Мередит знала об этом и она взглянула на нее взглядом, не терпевшим возражений. Этот взгляд также говорил, что Мередит защитит Бонни во что бы то ни стало.
- Она причинила кому-нибудь боль? Изабель? – Бонни услышала свой голос, спрашивающий Джима, в то время как они пересекли кухню и направились в спальню, находящуюся в конце коридора.
Она еле расслышала, как Джим прошептал:
- Да.
И затем, в то время как Бонни простонала про себя, он добавил:
- Самой себе.
Комната Изабель была такой, какой вы будете ожидать от тихой и прилежной девочки. По крайней мере, с одной стороны. Другая сторона выглядела так, как будто в комнате поднялся вихрь, поднял все в воздух и беспорядочно разбросал. Изабель сидела в середине этого беспорядка, как паук в середине паутины.
Но не это заставило желудок Бонни сделать сальто. А то, что делала Изабель. Рядом с ней лежали инструменты, похожие на набор миссис Флауэрс для залечивания ран, но она ничего не лечила.
Она протыкала себе кожу.
Она уже много раз проткнула себе губы, нос, одну брось и уши. Из этих мест капала кровь на незастеленные белые простыни кровати. Бонни видела, что Изабель посмотрела на них, сдвинув брови, но только наполовину. Исколотая бровь вообще не двигалась.
Ее аура была раздробленным оранжевым с черным, добавленным везде.
Бонни знала, что ее сейчас вырвет. Она знала это глубоким знанием, ей было плевать на все приличные манеры, и она бросилась к корзине для бумаг.
«Слава богу, здесь есть белый полиэтиленовый пакет», - подумала она и у нее нашлось занятие на несколько минут.
Ее уши слышали голоса в комнате, пока она думала, что хорошо, что сегодня она ничем не обедала.
- Боже, ты сумасшедшая? Изабель, что ты с собой сделала? Разве ты не знаешь, какую инфекцию можешь занести, сколько вен можешь поранить, сколько нервов ты пожешь парализовать...? Я думаю, ты уже парализовала нерв в твоей брови – и кровь бы уже остановилась, а раз она идет – это значит что ты поразила вену или артерию.
Бонни сухо блевала в корзину для бумаг и отплевывалась.
И тогда она услышала глухой стук о мясо.