Сумерки

Мне хотелось прервать перевод и отдышаться уже на том отрывке, где дневник представлял нового героя хроники, вполне вероятно, сейчас затаившегося под моими окнами. Но, надеясь встретить хотя бы ещё одно упоминание человека-ягуара в следующих строках, я одолел ещё несколько абзацев. И только последние слова, маячок-предупреждение, оставленное мне автором, сбило меня с ног и заставило оторваться от книги.

Я не знаю, в какой именно миг – тогда ли, когда я впервые увидел эти страницы и согласился взяться за их перевод, или уже позже, когда мне давали понять, насколько серьёзна игра, в которую я ввязался, и предлагали отказаться от участия, – моя работа стала превращаться в мою страсть, в мою жизнь, в её смысл, в выложенный белыми камнями майянский сакб, ведущий меня к неведомой цели и отбирающий мои силы с каждым сделанным по нему шагом.

Понимал ли писавший дневник, что созданная им книга будет обладать магической силой, словно щупальце мифического гигантского кракена захлёстывающей неосторожного читателя и топящего его блёклую действительность в по-маркесовски перенасыщенной красками пучине своего фантастического повествования?

Или же автор сам наделил этой силой своё творение? Я надеялся найти ответ на десятки вопросов, беспокойно, как пчёлы в улье, роившихся в моей голове, в конце дневника. А он подбадривал, раззадоривал меня, раскладывал среди строк приманки обещаний, но, соблазнившись ими, я только попадал в новые силки, ещё более прочно удерживавшие меня, в то время, как миражи обещанных ответов так и оставались где-то на линии горизонта и не думали приближаться.

Впрочем, возможно, это бесконечное оттягивание разговора начистоту было просто одним из уготованных мне испытаний. Преодолев разочарование и подавив ропот, я вскоре был удостоен объяснения – если не всего, то многого из происходящего.

Предостерегая свой отряд от возвращения назад по сакбу, Хуан Начи Коком на самом деле обращался ко мне. Он глядел мне в глаза – сквозь пять столетий, через книжную пыль и тлен, через индустриализацию, фрейдизм и развитый социализм, через тонны дурацких однодневок в бумажных обложках о невероятных приключениях грудастых блондинок в южноамериканских джунглях, – через всё, что должно было сформировать моё представление о мире и о месте в нём индейцев майя. Сквозь всё, что могло заставить меня взглянуть на разворачивающуюся драму как на балаган, заставить усомниться в подлинности этого рассказа. Он устало, но настойчиво смотрел на меня с песочных страниц, утирая со лба пот, и я понимал: это мне предназначены его слова о дрогнувших душах, которым суждено быть растерзанными демонами.

Отступать поздно. Где-то далеко-далеко за спиной с грохотом захлопнулась дверь, с которой начался мой спуск в это подземелье. Заигравшись, я пренебрёг предостережениями, которыми изобиловал дневник. И теперь, если верить Хуану Начи Кокому, единственное спасение было в продолжении начатого пути.

И всё же, прежде чем прервать короткий привал и, рассекая своим мачете хитросплетения майянских суеверий и достойных иезуитов интриг братьев-францисканцев, снова броситься, очертя голову, в дебри заковыристых староиспанских деепричастных оборотов, я решил получше изучить своего нового противника. Кто такой человек-ягуар?

Кюммерлинг только беспомощно пожал плечами. В разделе «Религия и мифы майя» этот проходимец ограничился замечанием о том, что основные боги майянского пантеона имели по нескольку обличий и имён, а также обладали двойниками и антиподами, отчего не вдававшимся в тонкости европейцам казалось, что божеств у аборигенов – неисчислимое множество. Для наглядности он привёл пару слизанных с чьей-то серьёзной монографии рисунков богов, среди которых я узнал покровителя учёных и грамотности – Ицамну, непременных Чаков, а также богиню Луны Иш-Чель.

Человек-ягуар, видимо, являвшийся достаточно заметным персонажем майянской мифологии, всё же был упомянут, но лишь вскользь, среди прочих демонов и демиургов. Полагая, что со среднестатистического читателя и этого будет вполне довольно, Кюммерлинг в своей характерной склеротической манере сбился на другую тему.

Что же, ничего иного я от него и не ожидал. Оставалось надеяться, что Э. Ягониэль не упустит возможности на таком ярком примере продемонстрировать изумлённой публике, чем отличается подлинное волшебство от ярмарочного шарлатанства. Уж он-то не позволит себе обойти вниманием такое любопытное создание. Я был практически уверен в своём успехе, отправляясь на поиски человека-ягуара прямиком в глоссарий.

На «Ч» его, разумеется, не было. Он затаился на букве «Я», как раз под словом «Ягуар», выделенный одновременно и жирным и наклонным шрифтами: «человек-ягуар (миф.) – стр. 272–275». Вот это удача! Сразу три страницы, заполненные скрупулёзно собранными сведениями, смелыми гипотезами, а если повезёт, то и снабжённые иллюстрациями!