Сумерки богов

К сожалению, вскоре Вера Ким обнаружила, что с таким мужчиной, как Киану, потерять голову довольно сложно. Объяснение, скорее всего, состоит в том, что видимость, сущность и бурная девичья фантазия не всегда совпадают, или в том, что Киану слишком часто приводил её в отчаяние, что, кроме сцен ревности и редких признаний в любви, они ни о чём особенно не разговаривали и планов на будущее не строили. Киану был мастером производить приятное впечатление, но мастером его же разрушать. Как выяснилось, он обладал особым даром – чувствовать своё превосходство, а это дано далеко не каждому.

Со стороны Киану и Вера выглядели вполне счастливой парой, однако видимость не всегда отражает суть. Нельзя сказать, что Вера была равнодушна к Киану, но его присутствие пьянило её крайне редко, а холодный рассудок временами нашёптывал, что это не ОН. Кроме того, склонность Киану к подозрительности, его тягостные перепады настроения, когда спокойствие в глазах без видимых причин сменяла мстительная ненависть, отнюдь не приводили Веру в восхищение. Вера поняла, что неуравновешенный мужчина – это худшая из стихий, постигших женщину, и восхищаться здесь особо не чем.

Когда она, вообще, в последний раз восхищалась мужчиной? В двенадцать? В тринадцать? В четырнадцать лет? Во всяком случае, не позже. Далее симпатии и увлечения, безусловно, были, но восхищения или абсолютного доверия она не питала ни к одному. Почему? Нелепый вопрос. И чем старше и разумнее становишься, тем меньше шансов на него ответить. Да и зачем ей ответ? Что она, Вера Ким, станет делать с рациональными объяснениями, получив их? Слияние душ и тел либо есть, либо отсутствует, а по какой причине, не всё ли равно?

Словом, пока Киану битых двадцать минут упражнялся в высокопарностях и отточенном красноречии, Вера не могла сосредоточиться на его блестящем выступлении. И не то чтобы ей не льстило интеллектуальное превосходство оратора, но, с одной стороны, она была поглощена неожиданной внутренней дискуссией и своими колебаниями на его счёт, с другой же – уловила лёгкий привкус демагогии и пафоса, которые не пришлись ей по душе. В общем, ей было немного стыдно за Киану. Поэтому, не желая выставлять напоказ свои чувства перед ним, она прикрыла глаза длинными чёрными ресницами и спряталась за маской смущения…

В конце выступления зал зааплодировал, зашумел, и по лицу Киану тут же пробежало наслаждение. Вера же, то ли из деликатности, то ли из почтительности к наукам, предпочла этого не заметить.

* * *

День был ясным и тёплым, ликующее солнце клонилось к закату, со всех сторон веяло простой безмятежной деревенской жизнью. Стоял самый разгар лета. Песчаная дорога, похожая на длинную ленту, поднималась в гору, шла вдоль коричневого хребта, поросшего мелким лесом и вереском, извивалась и убегала в даль, в неведомое время и пространство, уводя от приевшейся обыденности. Затем дорога шла под уклон, ныряла в тоннель, пересекала каменную громаду, выныривала и уже стелилась по равнине.

Вот и горный хребет с лесистыми холмами остался позади, и в голове у Веры всё перепуталась: она сбилась со счёту, сколько часов они едут в машине, какой сегодня день недели, какая широта и долгота, и какая сторона света за окном. Всё это, включая неясное чувство времени, оказалось неважным. Важно было то, что она сидела в новеньком кроссовере рядом с Киану, что он выполнил своё обещание и что они вместе едут к его брату. Важно, что вдоль дороги тянется река, озарённая лимонно-малиновым светом, что в коричневых камышах у берега покачиваются небольшие привязанные лодки, похожие на громадные зелёные лилии, и что вода мерным плеском омывает их узкие бока. От этих беззаботных странствий, доставлявших много радости, от предвкушения предстоящего отдыха у Веры Ким даже закружилась голова, и она прикрыла глаза рукой.

По другую сторону дороги, точно смазанные картины импрессионистов, проносились прокалённые солнцем маленькие селения с цветущими садами, каштановые рощи, милые деревянные дома, благожелательные старинные особнячки и церкви, волнистые травы с пасущимися на них овцами, ухоженные фермы и маленькие лесопилки. Разноцветные невысокие домики, близость моря и порта придавали местности особый, почти тропический колорит. Далее, как ярко-белая скатерть, расстелилось настоящее клеверное поле. Вера никогда не видела столько клевера: целые волны трепещущих цветков, мерно раскачивающихся на глазах в своём неповторимом ритме. Пейзаж был так сказочно красив, что походил на ожившую фантасмагорию, в которой таится зерно счастья. Вера Ким ощутила, как внутри что-то сладостно задрожало забилось, заклокотало.

Клеверное поле сменили зелёные аккуратные ряды виноградника, отделённые небольшим леском, правда, виноград там не свешивался с веток деревьев так поэтично, как на картине «Итальянский полдень», а буднично рос на жирной и сочной земле. Параллельные прямые ряды молодых виноградных кустиков, без единого лишнего сорняка или непослушной ветки, грелись на летнем солнце.