Сумерки Европы

Ясное сознаніе причинъ и факторовъ паденія, его глубины и послѣдствій — есть само по себѣ, если еще не путь къ возстановленію, то предохраненіе отъ ложныхъ путей; даетъ, если не орудіе возсозданій, то его методъ. Дѣйствовать можно и не понимая; и, можетъ быть, такое дѣйствіе инстинктомъ руководимое — всего производительнѣе. Но нельзя дѣйствовать, понимая ложно.

Линіи европейскихъ судебъ ясны. Кончилось культурное и державное руководительство Европы міромъ. Великая война положила этой эпохѣ предѣлъ. Но останется ли Европа, европейская культура, европейская державность одной изъ міровыхъ силъ и строителей — этотъ вопросъ еще не предрѣшенъ. Предрѣшено лишь одно: либо Европа не только развернетъ свой развалъ, уроется глубже въ свои развалины, обреченная на внутреннее самоистязаніе, съ рискомъ стать больнымъ мѣстомъ всего міра, язвой, которую ему придется преодолѣвать и разсасывать; либо Европа воскреснетъ въ своей частной, но все же полной культурной мощи, какъ новая Европа средне-восточная, германо-россійская; какъ великій материкъ, обладающій всѣми природными человѣческими возможностями, какъ культурная мощь равноправная и равнозначная, съ мощью американской, дальне-восточной, британской и, можетъ быть, — кто знаетъ — все еще первая среди равныхъ…

ОТДѢЛЪ III НОВОЕВРОПЕЙСКАЯ КУЛЬТУРА

I. НАРЕКАНІЯ И ВМѢНЕНІЕ

Грозны и смутны судьбы Европы. Но приходится ли за нее тревожиться. Постоитъ ли она еще за себя или нѣтъ, — для кого и въ какомъ смыслѣ это можетъ представить захватывающій жизненный и духовный интересъ. Личность связана непосредственно со своей семьей, своимъ бытовымъ кругомъ, дѣловой сферой, со своимъ религіознымъ коллективомъ, національной культурой, государственной организаціей. Культурные и хозяйственные интересы выводятъ ее за предѣлы этихъ областей — въ другія сосѣднія или даже отдаленныя; но въ концѣ концовъ нигдѣ такой подлинно объемлющей личность сферой не является Европа, какъ нѣчто твердо законченное, внутренне — связанное и внѣшне — ограниченное. Хозяйственныя связи, перекидываясь за предѣлы родной страны, ведутъ и въ сосѣднюю, ведутъ и черезъ океаны; культурныя вліянія расползаются по всему міру, не задерживаясь и отчасти обходя сосѣдей. Весь міръ пришелъ въ общеніе съ одной стороны; съ другой — Европа была и до послѣдняго времени оставалась лишь подвижнымъ продуктомъ самодовлѣющей игры созиданій и вліяній, а не ихъ организованной основой. Быть можетъ, она станетъ такой основой, но именно ставъ частичной міровой силой. И нѣтъ ли провинціализма въ самомъ опасеніи ея провинціализаціи. И нѣтъ ли подавленности и внутренней слабости, нѣтъ ли духовнаго развала — въ самомъ цѣпляній за ея развалины. Свѣжій и сильный духъ не идетъ ли свободно навстрѣчу всякому будущему, и не все ли ему равно, откуда до него будутъ долетать новые звуки, изъ Парижа или Токіо; и не все ли ему равно, откуда будутъ вспыхивать освѣщающіе ему путь огни — на востокѣ или на западѣ. Волны, несущія безпроволочныя вѣсти, сверлятъ пространство, не задерживаясь государственными и даже материковыми границами, — вопросъ лишь въ силѣ станцій, которыя ихъ посылаютъ; но станціи возрастаютъ въ своей силѣ и будутъ возрастать. Полушарія легко общаются между собой и чѣмъ дальше, тѣмъ больше и легче, тѣмъ быстрѣе и полнѣе. Уже сейчасъ какими то своими струйками вливается весь міръ въ каждую свою точку и чѣмъ дальше, тѣмъ больше — будетъ все во всемъ. Будетъ по разному въ разныхъ мѣстахъ, но не будетъ ли въ Берлинѣ больше Нью-Іорка, чѣмъ Аграма и скоро, можетъ быть, больше Калькутты, чѣмъ Мадрида. Таютъ пространственнныя связи и расплывается историческое родство. Всякое опасеніе и тревога — есть слабость и застой. Сосѣдство таетъ, разлагаемое сверхпространственными связями. Когда то свой тѣсный домъ можно было связать общеніемъ лишь съ близъ лежащими; появились телефоны и трамваи — и вы общаетесь съ людьми на другомъ концѣ города, ни разу не встрѣтившись съ сосѣдомъ по площадкѣ. Сохраняя свой тѣсный, личный, бытовой, государственный домъ и на будущее — почему не связать его непосредственно со всѣмъ міромъ. Почему не пойти свободно на встрѣчу грядущему, топя свой сдавленный европейскій пессимизмъ въ общечеловѣческомъ оптимизмѣ, сохраняя свою душу открытой для всѣхъ вліяній, свою мысль и руку свободной для всякой работы. Всѣ оформленія преходящи, не преходяща лишь оформляющая сила; все сотворенное истлѣваетъ, сохранялось бы лишь творчество. Благоговѣйно склонившись на мгновеніе на предѣлѣ пройденнаго пути, вобравъ въ свою душу образъ минувшаго, — закрѣпимъ свою котомку съ драгоцѣнными остатками прошлаго и орудіями будущаго, чтобы пуститься въ неизвѣданный путь. Кончился одинъ періодъ исторіи — будетъ другой.