Сумерки Европы

Въ нѣкоторой степени это такъ и есть. Но если каждая война, представляя великій моральный рискъ, возлагаетъ величайшую отвѣтственность за ея необоснованность, сверхсильность, за возможную историческую неоправдываемость, — то въ какой мѣрѣ возрастаетъ эта отвѣтственность по мѣрѣ увеличенія, преувеличенія, максимализаціи цѣлей войны; и не ясно ли, что она возрастаетъ настолько, что должна бы подавить, задавить всякую живую человѣческую совѣсть. И если люди, гнавшіе общественное сознаніе къ масимальнымъ Государственнымъ, а въ особенности вѣчнымъ міровымъ и мировымъ цѣлямъ, до сихъ поръ еще не раздавлены собственной совѣстью или мнѣніемъ окружающихъ, если они до сихъ поръ — послѣ того, что произошло, все еще гарцуютъ на поверхности общественной жизни, куда то ведутъ, чѣмъ то руководятъ, что-то проповѣдуютъ и истолковываютъ, если они до сихъ поръ не изъяли себя изъ общественной жизни, то поистинѣ приходится признать: толстокожа человѣческая совѣсть и растяжима, невзыскательно человѣческое долготерпѣніе и забывчиво.

Именно потому, что каждая война возлагаетъ величайшую отвѣтственность, она можетъ быть оправдываема лишь въ мѣру крайней необходимости ея веденія, неизбывности для ведущаго ея государства, поколѣнія, культуры — ея цѣлей и задачъ; посколько безъ примѣненія этого крайняго средства нарушается самая основа общественнаго и культурнаго бытія. Война оправдана въ жизни народа, посколько жизнь народа безъ нея подрывается, посколько за насущное, за необходимое, за то, безъ чего нельзя существовать, за самую основу своего существованія ставитъ народъ на карту свою и чужую жизнь.

Пусть на это не дѣлаютъ возраженій конкретной казуистики: гдѣ, молъ, кончается необходимое и начинается то, безъ чего можно обойтись; въ чемъ насущный интересъ и въ чемъ интересъ уже не насущный, гдѣ граница той мѣры, которая обосновываетъ войну, и за предѣлами которой война становится неоправдываемой. Разумѣется, этихъ предѣловъ съ точностью указать нельзя, и легко субъективно относительно нихъ ошибаться. Но только еще безъ мѣры наивный или сверхъ мѣры лукавый возражатель можетъ подобными отводами удовлетвориться. Подъ формулы общаго порядка никогда безъ остатка неподводима живая плоть бытія, но это отнюдь не значитъ, чтобы слѣдовало отказываться отъ общихъ мыслей въ обсужденіи конкретнаго. Это только означаетъ, что формула не какую нибудь точную мѣру предназначена установить, а намѣчаетъ лишь направленіе, въ какомъ слѣдуетъ искать искомыхъ рѣшеній. Это не значитъ, что оправданію подлежитъ война, которая ведется только за такія то опредѣленныя цѣли, это значитъ, что оправдываема война, цѣли которой подлежатъ суженію къ наименьшимъ, сведенію на необходимѣйшія, насущнѣйшія. Это — въ общемъ итогѣ — значитъ, что въ дѣлѣ войны оправданнымъ можетъ быть не максимализмъ цѣлей, а ихъ минимализмъу что священна не та война, которая ведется, или посколько ведется за величайшія задачи человѣчества, а лишь та, которая ведется за наиболѣе узкія, неотъемлемыя, необходимѣйшія условія народной жизни. Войну оправдываютъ не предѣльныя задачи, а лишь предѣльная необходимость. И поистинѣ поразительно, какъ столь простое положеніе не было въ нашу эпоху признано безспорнымъ, какъ могла произойти та роковая аберрація великой войны, при которой, разгоняя ее къ наиболѣе тягостнымъ напряженіямъ, кичились мнимой святостью ея облыжныхъ задачъ, — какъ въ оправданіе войны выставляли то самое, что именно и должно было служить ея безпощадному осужденію.

* * *

Съ полной ясностью сказались намѣченныя отношенія на великой войнѣ. Война должна быть доведена до конца — во имя максимально поставленныхъ задачъ; не въ устремленіи къ минимально неизбѣжному самообезпеченію, что въ разныхъ стадіяхъ войны могло склонить къ заключенію на тѣхъ или иныхъ основаніяхъ мира согласительнаго; нѣтъ — до полной конечной побѣды. Конечно, еслибы внѣ войны оставались сильныя державы, слѣд., если бы использованіе войны подлежало ограниченію съ ихъ стороны, то тѣмъ самымъ этотъ лозунгъ потерялъ бы значительную долю своей цѣнности. Но этого не было и побѣдившая сторона могла расчитывать на реализацію побѣды въ полную свою волю, могла разсчитывать переложить на противника всѣ бѣдствія и потери, — не отдавая себѣ отчета въ обманчивости самой задачи. Прекратить войну на какомъ нибудь согласительномъ мирѣ — значило бы даже для той стороны, которая оставалась сравнительно въ наиболѣе благопріятномъ положеніи, взять на себя, на свой народъ, на свое будущее — часть великихъ потерь, неоплаченными врагомъ. А между тѣмъ цѣной дальнѣйшихъ напряженій, цѣной дальнѣйшихъ потерь можно, достигнувъ наибольшихъ результатовъ, и самыя эти потери возложить на поверженнаго врага.