Сумерки героя

Выйдя из зала, Нездешний зашагал по коридору второго этажа, ведущему в южную башню. За первым поворотом он отодвинул бархатную портьеру и нажал на стену. Панель с легким треском отворилась. Войдя, он задвинул за собой дверь и оказался почти в полной темноте. Не колеблясь, он стал спускаться по невидимым ступенькам. Он был сердит и не пытался подавить свой гнев. Обоих юношей, напавших на него, он знал и пару раз разговаривал с ними, когда они были со своим дядей, купцом Ванисом. Умом они не блистали, но и особой глупостью не славились. Обычные молодые дворянчики, перед которыми открывалась полная возможностей жизнь.

Теперь один из них лежит в темном чулане и ждет, когда кто-нибудь заберет его труп, чтобы зарыть в землю на поживу червям. Тень же его будет блуждать в Пустоте, напуганная и одинокая. Второй прячется где-то в ночи, обдумывая следующий шаг и не понимая, как близка его смерть.

Спускаясь, Нездешний считал ступени. В скале их было пробито сто четырнадцать, и на сотой он увидел внизу на стене слабый лунный блик.

Он обошел преграду, закрывавшую нижний вход, и вышел наружу. Небо было ясное, ночь — теплая. Он посмотрел на окна и террасу Большого Зала высоко над собой. Люди еще виднелись там, но скоро они уйдут.

Уйдет и он.

Завтра он увидится с Мадзе Чау и откроет ему свои планы. Старик будет в ужасе, подумал Нездешний, и эта мысль ненадолго взбодрила его. Мадзе Чау относился к тем немногим, кто пользовался у него и доверием, и симпатией. Купец прибыл перед самым приемом. Нездешний послал Омри показать Мадзе Чау комнаты и извиниться за то, что хозяин его не встретил. Омри вернулся взбудораженный и раздраженный.

«Комнаты понравились ему?» — спросил Нездешний. — «Он сказал, что „сойдут“. И велел своему слуге пройти по ним в белой перчатке, пробуя, нет ли где пыли». — «В этом весь Мадзе Чау», — засмеялся Нездешний. — «Мне это смешным не кажется, господин. По правде сказать, меня это крайне раздражает. Другие слуги сняли с кровати атласные простыни и стали осматривать их на предмет клопов, а третьи принялись мыть и окуривать спальню. Ваш друг все это время сидел на балконе, не удостаивая меня даже словом, и передавал указания через капитана своей охраны. Вы говорили, что Мадзе Чау владеет нашим языком в совершенстве, но я не имел случая в этом убедиться. Вопиющая неучтивость. Жаль, что вас не было там, господин, — быть может, он вел бы себя более подобающим образом» — «Я сам себя постоянно спрашиваю об этом», — улыбнулся Нездешний. — «Не сомневаюсь, господин, но все же это, с вашего позволения, не ответ». — «Настоящий ответ сбил бы тебя с толку еще больше, дружище. Скажем так, наверняка я знаю о Мадзе Чау только одну вещь — что зовут его не Мадзе Чау. Он сам себя выдумал. Я догадываюсь, что он происходит из низших слоев чиадзииского общества и, поднимаясь наверх, на каждой ступени переделывал себя заново». — «Выходит, он мошенник?» — «Нет, ничего подобного. Мадзе — живое произведение искусства. Он преобразовал то, что считал существом низшего порядка, в безупречного чиадзииского вельможу. Думаю, он даже вспоминать себе не позволяет о своем происхождении».

По освещенной луной тропе Нездешний прошел к своему жилищу. На краю обрыва он остановился и посмотрел на темное море. Луна, отражаясь в воде, дробилась и трепетала на легких волнах. Нездешний стоял под овевающим лицо бризом и думал, что в отличие от Мадзе не сумел переделать себя столь успешно.

Глядя на две луны — ту, что сияла в небе, и ту, что дробилась в волнах, — он вспомнил вопрос, который задал ему провидец: «Когда ты закрываешь глаза и думаешь о своем сыне, что ты видишь?» — «Я смотрю сверху на его мертвое лицо. Он лежит на лугу, и весенние цветы колышутся вокруг его головы». — «Не знать тебе счастья, пока ты не взглянешь на его лицо снизу», — сказал в ответ старец.

Нездешний тогда не понял этих слов, не понимал и теперь. Мальчик убит и похоронен. Никогда больше Нездешний не сможет взглянуть на его лицо. Разве что провидец говорил о встрече где-то там, в раю, выше звезд.

Нездешний, вздохнув, снова зашагал по тропе. Впереди тянулся ряд террас, обсаженных цветами и душистым кустарником. Он замедлил шаг, остановился и сказал устало.

— Выходи, мальчуган.

Белокурый юноша вышел из-за кустов. В руке он держал короткий меч с золоченой рукоятью, легкий клинок, надеваемый на торжественных церемониях.

— Итак, смерть брата ничему тебя не научила? — спросил Нездешний.

— Ты убил его?

— Убил, — холодно подтвердил Нездешний. — Я сломал ему гортань, и он, обмочившись, испустил дух на полу. Вот тебе вся правда о нем. Он умер — а чего ради?

— Ради чести. Он защищал честь нашего рода.