Сумерки империи

Оставаясь в долине, мы были в полной безопасности. Здесь мы простояли более трех часов и "участвовали" в сражении одними лишь ушами. Наконец к нам прискакал офицер связи. Он переговорил с полковником, после чего раздалась команда: "Рысью марш!" Мы, разумеется, решили, что нас ведут в самое пекло или, по крайней мере, на соединение с нашим корпусом. Однако ничего похожего не произошло. Наши генералы, командир дивизии и командир бригады, бросили нас. У главнокомандующего было много неотложных дел и ему тоже было не до нас. И только наш полковник пытался отыскать для полка место в этом сражении.

В итоге у нас получилось что-то вроде прогулки по полю битвы, которую остряки окрестили боевой прогулкой.

"Прогуливались" мы, понятно, не по передовой, а позади боевых порядков, и от этого открывшееся перед нами зрелище казалось еще ужаснее. Дело в том, что к тому времени многие полки были отброшены к городу, и, глядя на жалкие остатки этих частей, на почерневших от порохового дыма окровавленных солдат, казалось, что положение наше совершенно безнадежно. Когда мы спрашивали у отступавших с поля боя солдат, как идет сражение, они качали головами и говорили: "Плохи наши дела".

Эти люди сделали все, что было в их силах, но при этом огромное количество наших войск вообще не участвовало в сражении! Спустившись с возвышенности на равнину, мы смогли охватить взглядом практически все поле битвы, и нам хорошо было видно, что на склонах холмов оставались в бездействии целые пехотные дивизии, а в оврагах и лощинах стояли, спешившись, солдаты кавалерийских полков. Кавалерия и санитарные повозки никак не могли поделить места стоянок, и в результате многие повозки оставались на открытых участках, в то время как боеспособные полки хоронились в укрытиях.

Пока мы прогуливались, вся армия пришла в движение, смысл которого был совершенно непонятен тем, кто ничего не знал о складывавшейся обстановке. Делалось это по приказу генерала Вимпфена, который сменил командовавшего в начале сражения генерала Дюкро. Сначала войска передвинули вправо, затем влево, после чего их вновь передвинули правее.

Мы прошли вдоль почти всей линии фронта и неожиданно увидели крупное кавалерийское соединение, выстроившееся на равнине у кромки леса. Наш полковник решил присоединиться к этим частям. Если их бросят в сражение, то и мы последуем за ними.

И такая возможность нам вскоре представилась. Перед нами находилась многочисленная пехота противника, занимавшая весь лесной массив. Наша же пехота на этом участке была малочисленной, а артиллерия имела слишком малый калибр, чтобы эффективно отвечать прусским орудиям. В такой ситуации от нас требовалось либо сменить позицию, либо решительно ее защищать.

В итоге командование приняло решение атаковать противника. Полки выстроились в боевые порядки, и горнисты протрубили сигнал атаки. С минуты на минуту должен был завязаться бой.

— Если у вас есть платок, — сказал мне Франческас, — обмотайте им правую руку. Сабля будет крепче держаться в руке и орудовать ею будет легче.

Я чувствовал волнение, но, к счастью, оно не имело ничего общего с моим утренним состоянием.

Мы тронулись. Нам предстояло преодолеть примерно две тысячи метров. Проскакали мы их галопом. Наши резвые кони едва касались копытами земли. Пруссаки встретили нас мужественно. В наше время пехота уже не боится кавалерийских атак. Современные пехотинцы имеют достаточно скорострельное оружие, и, проявив выдержку, они почти наверняка не подпустят к себе кавалерию на близкое расстояние. Прусская пехота не стала строиться в каре, такая тактика не применяется в их армии, но они открыли ураганный огонь, и мы не смогли подойти к их позициям. В пятидесяти метрах от их линии огня наш первый эскадрон был полностью уничтожен, а остальные подразделения не сумели преодолеть образовавшееся нагромождение из убитых людей и лошадей.

Мы откатились назад, а вслед нам летели пули и снаряды. К счастью, на помощь пришла артиллерия. Наши батареи открыли огонь и остановили пруссаков. Все полковые горнисты остались живы. Господин де Сен-Нере подал им знак, раздался сигнал, и мы опять бросились в атаку на прусскую пехоту.

И вновь, как и в первый раз, пехотинцы расстреливали нас с близкого расстояния, однако нам удалось проскочить зону обстрела, перебраться через груды трупов и обрушиться на пруссаков. Но они немедленно контратаковали нас с флангов и отбросили от своих позиций.

Вернувшись на исходную позицию, мы посчитали, скольким из нас удалось остаться в живых. Оказалось, что уцелел лишь каждый четвертый. Меньше, чем за десять минут наш полк был уничтожен. Вспоминая об этой атаке, я каждый раз недоумеваю: почему не убило нас всех, от первого до последнего солдата?

Оставшиеся в живых сгрудились вокруг нашего полковника. Я ощупал себя и свою лошадь, чтобы убедиться, что мы с ней действительно еще живы. Ни у нее, ни у меня не было ни одной царапины. Появился Франческас. От его сабли осталась одна рукоятка.