Сумерки империи

Только там я наконец узнал, как разворачивались события после моего отъезда из Тура. Оказывается, произошло крупное сражение при Шампиньи[139], после которого Луарская армия потерпела несколько поражений подряд. Пока я сидел под арестом в Жизоре, до меня дошли сведения о крупной вылазке защитников Парижа. Правда, эти сведения распространялись немцами, и в их интерпретации они звучали примерно так: "Вылазка была плохо скоординирована, и по этой причине французы понесли огромные потери". Понятно, что немецкая версия не давала точного представления об этом событии. Позднее в одной из деревень я услышал совсем другую, фантастическую, версию, которая, разумеется, полностью противоречила официальным прусским заявлениям. Жители этой деревни утверждали, что под Парижем было убито сто пятьдесят тысяч пруссаков, причем пятьдесят тысяч из них утонули в Сене, а еще наши якобы захватили пятьсот пушек, Бисмарка взяли в плен, король Вильгельм сошел с ума, Фридрих-Карл болен, баварцы перешли на сторону французов, а Трошю и д’Орелль[140] заключили друг друга в объятия в Эпине[141] (имеется в виду знаменитый бой в Эпине, спланированный нашими турскими стратегами). Кстати, когда мне рассказывали эти истории, я находился в трех лье от Руана, и если бы в тот момент я послушался крестьян и направился в Эльбеф, то повстречал бы части парижской национальной гвардии, которые в тот момент под командованием генерала Винуа продвигались вперед, сокрушая все на своем пути.

Вообще, как только речь заходила о наших победах, французы были готовы верить любым слухам и старательно эти слухи распространяли. Доходило до смешного. В Лонде меня едва не забросали камнями, когда я не поверил, что наши освободили Этрепаньи. А все из-за того, что люди начитались телеграмм из Тура, перепечатанных руанскими газетами. Невозможно представить себе, с каким энтузиазмом передавали из уст в уста содержание этих телеграмм. К тому времени газеты уже перестали выходить, и многие переписывали телеграммы от руки и тайком передавали из рук в руки, причем каждая телеграмма была подписана "Гамбетта". Того, кто отказывался верить написанному в этих "телеграммах", объявляли "плохим французом". Самое удивительное заключалось в том, что все эти люди "доброй воли" даже превзошли нашего новоявленного диктатора, научившегося искусно подгонять сочиняемые им депеши к собственным желаниям и амбициям. Дело доходило до того, что патриотические мечты, навеянные воспаленным воображением граждан, сначала овладевали широкими массами, а затем начинали восприниматься, как реальная действительность. Обычно на первых порах распространители небылиц пользовались выражением "хочется надеяться", затем в ход пускался оборот "говорят", ну а после этого уже с уверенностью утверждали, что "люди видели". Не обошлось и без разговоров о самых немыслимых чудесах: якобы в монастырях обнаружили никому не ведомые давние предсказания, а еще говорили, что какая-то бедная служанка пересекла линию фронта и явилась к генералу Трошю, чтобы обсудить с ним судьбу нашей страны. Поразительнее всего, что вполне вменяемые люди были готовы с серьезным видом выслушивать все эти бредни.

Газеты, которые мне удалось прочитать в Берне, разумеется, не писали подобной чуши, но зато информация подавалась ими настолько неясно и противоречиво, что составить конкретное представление о происходивших событиях было практически невозможно. Чем на самом деле закончилась парижская вылазка, победой или поражением? Разобраться в этом я так и не смог. Ясно было лишь одно: генерал Дюкро пересек Марну. Но разве это говорит о том, что он одержал победу? В газетах писали об успехах нашей армии в окрестностях Орлеана и о победах, одержанных в Бон-ла-Роланде и Жюранвиле. Однако несмотря на эти победы нам пришлось оставить Орлеан и разделить армию на две части, каждую из которых немцы могли бы легко раздавить.

В общем, пока я с риском для жизни блуждал в окрестностях Парижа, Луарская армия, с которой мы связывали так много надежд, перестала существовать как единое целое. Прежде наш мобильный отряд мог бы легко добраться из расположения Луарской армии до леса Фонтенбло, не вступая в огневой контакт с неприятелем. А как теперь мы будем готовиться к столь тяжелому рейду? Какими силами мы для этого располагаем? И вообще, существует ли еще наш отряд? Когда я уходил на задание, отряд располагался в непосредственной близости от неприятельских передовых позиций, но в новой обстановке я не знал, успели ли мои товарищи своевременно отступить вместе со всей армией. Мне, увы, приходилось быть свидетелем того, как отступают наши войска. Я видел беспорядочное бегство французских солдат после сражения у Бомонта. И я спрашивал себя: не стал ли Орлеан новым Бомонтом? А что, если Омикур и остальные мои товарищи убиты или взяты в плен? Что вообще осталось от Луарской армии?