Сумерки империи. Российское государство и право на рубеже веков

В качестве важнейших условий теории права позитивистами задаются следующие критерии: 1) право определяет поведение людей, 2) право обладает принудительным характером, 3) право всегда связано с государственной властью. Это позволяет изъять из рассмотрения такие неправовые нормы, определяющие поведение индивида, как мораль и нравственность. Поэтому каноническое право — это вовсе не право, т. к. нормы и санкции задаются не государством, а церковью. Даже конституционное и международное право — тоже не право, поскольку санкции за нарушение норм отсутствуют.

При такой трактовке право перестает быть социокультурным явлением и фактически совпадает с законодательством. Зато объект изучения оказывается целостным, беспробельным в том смысле, что все законодательство, исходящее от государства, представляет собой закрытую систему, пробелы в которой могут быть заполнены государственными чиновниками, судьями или законодателями, применяющими общие принципы установленного государством права. Столь рафинированный объект теории права позволяет использовать для его описания формально-догматический метод, восходящий к древнеримскому праву.

Отсюда следует утверждение о независимости права от каких-либо иных факторов, прежде всего, ценностей и идеалов, равно как критика разделения права на естественное и позитивное.

Следуя этой логике, Габриэль Феликсович отрицал идею правового государства, поскольку невозможно представить, как государство будет само на себя налагать санкции за нарушение закона[307].

Довольно часто этатизм связывают с автократическими и тоталитарными режимами, поскольку он якобы не позволяет отличить право от произвола, тем самым оправдывая последний. При этом отождествление права и закона часто связывают с классовым видением права, принижением роли личности, господством запретов и т. д. Однако эти утверждения основаны скорее на исторических примерах, нежели на природе нормативистского учения. Вполне нормативистские современные правовые системы, например ФРГ и Австрии, весьма приспособлены к активной защите прав и свобод своих граждан.

Габриэль Феликсович считал, что если государственная власть, установившая правило, «не считает нужным его соблюдать, а действует в каждом конкретном случае по своему усмотрению, то право сменяется произволом»[308]. В этом случае общество может воздействовать на политику государства через общественное мнение, выборы, референдум, отказ от уплаты налогов или даже восстания.

Он отнюдь не был адептом чистой науки и полагал, что ни один юрист не способен обойтись без того, чтобы находить оправдание для собственной деятельности: «Человек только тогда получает удовлетворение от своей деятельности, когда твердо уверен в ее целесообразности. Человек только тогда может служить праву, когда у него есть убеждение в том, что само право служит правде»[309].

Правда, как известно, у каждого своя. У Габриэля Феликсовича она состояла в том, что «в кабинет русского ученого, как бы ни были глухо закрыты его окна, доносятся жалобы и стоны, и капля по капле вливают яд в его жизненную чашу. Не может русский ученый отдаться всецело науке. Держа в одной руке светильник знания, он на другую руку надевает щит гражданина, чтобы охранить священный огонь от холодного ветра, сквозняков и вихрей»[310].

В 1888 году Габриэль Феликсович получил степень магистра гражданского права. Тема магистерской диссертации — «Система торговых действий. Критика основных понятий торгового права». В декабре 1891 года он защитил докторскую работу «Авторское право на литературные произведения». В следующем году Габриэль Феликсович был назначен профессором Казанского университета по кафедре торгового права и торгового судопроизводства, а с 1896 года перешел на кафедру гражданского права и судопроизводства.

За этот период Шершеневич успел жениться дважды. Сначала, в 1885 году, на Ольге Андреевне Садовень, а в 1892-м — на Евгении Львовне Мандельштам. В 1893 году родился сын Вадим, ставший впоследствии известным русским поэтом, одним из основателей имажинизма. Вадим Шершеневич состоял в дружеских отношениях с Сергеем Есениным и Анатолием Мариенгофом[311]. Второй брак Шершеневича также оказался недолговечным, и в 1900 году семья распалась.

Преподавательская деятельность Габриэля Феликсовича в Казани продолжалась до конца 1905 года.