Сумерки людей

Джимми медленно отступил. Как горели на его щеках слезы ненависти к самому себе! Джимми перелез через выгибающиеся дугой корни и пустился прочь от каменоломни, отчетливо слыша далекие крики за спиной — они звенели ему вслед, пока он, спотыкаясь, ковылял по тропе.

— Не стоит так расстраиваться, — безразлично произнес Фогель. — Может, в этот раз ты просто был не готов.

Джимми ожесточенно вытер ладонью глаза.

— Не готов, — пробормотал он. — Мне казалось, что смогу, но… Наверное, слишком нервничал — вот и все.

— А может… — Фогель заколебался. — Некоторые люди считают, что лучше забыть о прошлом и решать наши проблемы в настоящем.

Джимми изумленно раскрыл глаза.

— Теперь я уже не могу сдаться! — воскликнул он и возбужденно встал. — Иначе вся моя жизнь будет разбита… Знаете, мистер Фогель, никогда не думал, что услышу от вас такое. То есть я хочу сказать, что сама суть машины… и всего остального…

— Знаю, — отозвался Фогель. — Прошлое можно изменить. Школьник может пересдать экзамен. Влюбленный может еще раз сделать предложение. Слова, о которых вспомнили слишком поздно, могут быть сказаны. Раньше и я так думал. — Старик изобразил на лице улыбку. — Как в карточной игре. Если не нравятся карты, которые имеешь на руках, можно взять другие, потом следующие…

— Верно, — кивнул Джимми, успокоившись. — И если так подойти к делу, то как я могу проиграть?

Фогель не ответил — лишь учтиво поднялся с места, собираясь проводить Джимми до двери.

— Значит, увидимся завтра, мистер Фогель, — бросил Джимми напоследок.

Фогель взглянул на календарь, висевший на стене; там стояло двадцать первое апреля 1978 года.

— Да, конечно, — ответил он.

Уже в дверях Джимми обернулся к нему — бледный, худощавый тридцатилетний мужчина, в безвольных глазах которого светилась безмолвная просьба…

— Ведь там всегда завтра — правда, мистер Фогель? — спросил Джимми.

— Да, — устало согласился Фогель. — Там всегда завтра.

Последнее слово

Думаю, первым словом было: «Ай!». Какой-то пещерный человек, пытаясь придать более хорошую форму одному камню другим, ударил себя по большому пальцу — и вот, пожалуйста. Язык.

Мне становиться плохо от всех этих бесполезных фактов. Ну вот, например, первый пес. Думаю, он был необычайно смышленым, но трусоватым волком, который заставил людей бросить ему объедки. Ранний человек, к слову, сам не отличался огромной смелостью. Затем, человек и волк обнаружили, что могут охотиться вместе, в своей трусоватой манере, и вот: Домашние животные.

Надо отметить, что тогда я был слабым, в те первые пары сотни лет. Когда я понял, что Человеку нужен более сильный надзор, множество важных событий произошло. В то время я был молодым, ну, скажем так: начинающим падшим ангелом. Будь я старше и опытней, история пошла бы по совсем другому пути.

Я появился сидящим на камне на берегу Нила, рядом с молодым египтянином и его женой. Они выглядели мрачно; уровень воды повышался. Неподалеку был голодный шакал, и тут я подумал, что если отвлеку их, то он станет для них не очень приятным сюрпризом.

— Достаточно высоко для вас? — спросил я, указывая на воду.

Они строго посмотрели на меня. Я стал похожим на человека настолько, насколько это было возможно; но иллюзия не была бы полной без большого покрывала, которое не соответствовало времени года.

Мужчина сказал:

— Было бы лучше, если бы она вообще не поднималась.

— Мне странно слышать это, — ответил я. — Если бы она не поднималась, то ваши поля не были бы такими плодородными, не так ли?

— Так, — сказал мужчина. — Но еще, если бы она не поднималась, мои поля были бы моими полями, — он показал на то место, где вода смывала изгородь. — Каждый год мы с моим соседом спорим о границах, а в этом году с ним живет его двоюродный брат. А он — большой и мускулистый человек, — продолжил мужчина, начав рисовать линии в грязи.

Эти линии меня очень насторожили. Сумериане, там, на севере, недавно открыли искусство письма и я до сих пор испытываю шок.

— Жизнь — это борьба, — сказал я мужчине. — Ешь или будь съеденным. Пусть выиграет сильный, а слабый падет.

Похоже, человек не слушал.

— Если бы был способ, — говорил он, смотря на рисунки, — чтобы можно было восстановить ограду в том же месте где она была…

— Глупости, — сказал я. — Ты плохой мальчик, не следует такое говорить. Подумай, что бы сказал твой старый отец? Что было хорошо для него…

Все это время женщина молчала. Она взяла палку из рук мужчины и теперь с интересом ее разглядывает.

— Но почему нет? — сказала она, показывая на линии в грязи. Мужчина грубо нарисовал очертания своего поля, а камень обозначал угол.

И тут шакал напал. Он был тощим и выглядел отчаянно, а его пасть была полна острых желтых зубов.

Палкой, которую она держала, женщина ударила шакала по морде, после чего тот убежал, жалобно воя.

— Черт, — произнес я, захваченный врасплох. — Жизнь — это борьба…

Женщина сказала грубое слово, а мужчина двинулся ко мне со странным блеском в глазах, поэтому я ушел. И что вы думаете? Когда я вернулся во время следующего наводнения, они уже измеряли поля веревками и шестами.