Сумерки над Джексонвиллем. Лесной мрак

– Без тебя мне отсюда не выбраться. В одиночку ничего у меня не получится. Ты должна помочь мне.

– Их теперь уже слишком много. Они вышли из–под контроля старого Леонарда. И скоро уничтожат все. Я не могу пойти с тобой.

– Я тебя здесь не оставлю.

– Но черт возьми, Дак, ты не понимаешь, что…

– Замолчи! Плевать мне на это, понимаешь, плевать!

Он кричал, все лицо у него было в кровоподтеках и синяках, слипшиеся волосы всклокочены, нос невероятно раздут, а из распухших глаз лились слезы. Френки протянула руку – такую бледную–бледную, такую холодную руку – и нежно коснулась его лба.

– Если бы только я знала тебя раньше… если бы только…

Дак разрыдался; он чувствовал, как слезы неудержимо заливают глаза, нос, рот, причиняя жгучую боль, чуть ли не душат его; Френки он видел как будто сквозь туман: она словно колыхалась – такая бледная, а глаза такие темные.

– Мне нужно идти, Дак; мне и вправду нужно…

Он икнул и, вытянув руку, поймал ее за хрупкое холодное запястье. Что–то у нее с кожей. Кожа Френки приобрела какой–то безобразный землистый оттенок. Раздался дикий смех: смеялось нечто – догоравшее, похожее на черного паука – черного паука боли. Френки посмотрела на руку Дака, обнявшую ее, в синих прожилках, запястье.

– Ты же сам видишь, что все кончено.

Голос ее доносился как бы издалека, стал каким–то странным:

– Я так устала, Дак, наверное, я сейчас…

– Нет!

Дак взревел, сдернул сумку с пожарного крана, не выпустив при этом из руки запястья Френки, нагнулся и гибким движением забросил девушку себе на плечи. И двинулся в путь, выставив перед собой помповое ружье – словно обагренный кровью злодей с добычей на плечах. Он взял курс на станцию обслуживания. Френки была почти невесомой – легкое холодное прикосновение к затылку, холодное запястье в его ладони. Френки ничего не говорила – она едва дышала, прикрыв глаза, и была так бледна, что казалась голубой.

На площади, словно рдеющая куча углей, дотлевал Френк Мартин, и от него жутко несло паленым поросенком.

Славный белый поросенок

Ты гуляй ты мне не нужен

Гадкий черный поросенок

Нынче съем тебя на ужин

НЕТ!

Лори внезапно проснулся; во рту пересохло, меж бедер было мокро. Уснул! Уснул и написал в штаны! Сердце в груди бешено колотилось. Пару секунд он пребывал в сладчайшем заблуждении: всего лишь жуткий кошмарный сон; потом локтем наткнулся на Джема и понял, что все это будет продолжаться и дальше. Он шепнул во тьме шкафа:

– Джем!

– Ну что?

– Я заснул.

– Я тоже.

– Ничего не слышно. Наверное, она вышла куда–нибудь.

– Надо отсюда сматываться.

– А если она там?

– В любом случае нам крышка.

Лори рассмотрел это умозаключение с самых разных точек зрения, не нашел ни одной, на его взгляд, удовлетворительной и решился:

– Ладно, надо только дверь ногами высадить. Спинами упремся в стену и – бум! Подумаешь, какой–то несчастный старый шкаф.

Джем вздохнул:

– О'кей, старик, невелика задача.

Они уперлись спинами в стену, подтянув коленки к груди, держа лодыжки под прямым углом к шкафу. Снаружи по–прежнему не доносилось ни звука.

– У меня сейчас судороги начнутся… – прошептал Лори.

– По счету «три». Раз, два, три!

Ноги их с силой распрямились, подошвы кроссовок одновременно ударили в деревянные створки шкафа – старый замок не выдержал, винты, на которых он держался, вылетели.

Дерево треснуло, и воцарилась тишина. Лори осторожно высунул голову из шкафа. На плите по–прежнему кипела кастрюля с той мерзкой похлебкой. Он выбрался из шкафа и выпрямился во весь рост.

– Вот видишь, оказалось проще простого, – сказал он, обернувшись к Джему.

Джем, в свою очередь вылезавший из шкафа, вдруг замер, стоя на четвереньках, подняв голову вверх. Его выпученные глаза уставились на Лори, а губы дрожали. Лори поторопил его:

– Скорей, старик, надо сматываться!

Джем издал какой–то странный, булькающий звук, и Лори склонился к нему:

– Ты что?

– Та–та–та–та…

– Плохо тебе, что ли?

На какой–то момент у него в голове мелькнула мысль о том, что стоявший в кухне отвратительный запах – как от дохлой собаки – исходит не от кастрюли, а от Джема. У него вдруг возникло ощущение, будто кто–то сверлит его взглядом, и он обернулся: никого.

Он схватил Джема за руку:

– Скорей же, черт возьми.

– Та–та–там… – прошептал белый как полотно Джем.

Дальше все происходило с такой скоростью, что Лори, похоже, просто физически познал смысл слова «демультипликация». Он запрокинул голову и увидел ее. Ведьму. Она распласталась под потолком, в руках у нее длинная вилка, к вымазанному кровью белому кухонному переднику прилипла какая–то шерсть; здоровым глазом она смотрит на него и улыбается от уха до уха, а губы – будто раздавленная клубника; все это он едва успел заметить, ибо в то же мгновение, словно ослепший от ужаса вспугнутый фарами кролик, уже летел к газовой плите, своротив по пути мусорное ведро.

Раздался ее яростный вопль, сталь вилки скользнула по его бедру, но он уже схватил с плиты кастрюлю и запустил ей в физиономию.