Сумерки в полдень

Когда всех позвали к Андрею Петровичу Краевскому, Антон стал невольно всматриваться в глаза тех, кто собрался в кабинете советника. Сомов и Ковтун явно беспокоились: у обоих были маленькие дети. Ракитинский смотрел прямо перед собой с меланхолической задумчивостью: дочь его кончала институт в Москве, а сын только что поступил на первый курс университета. Глаза вернувшегося вчера из Женевы Грача блестели, как обычно, ничего не выражая. Толстое и круглое лицо Гришаева — Антон познакомился с ним лишь в то утро — хранило самоуверенную и всепонимающую улыбочку, которая дала полпредским острякам основание прозвать его «Буддой». Дровосеков, «редкая особь — советский банкир», как называл его Горемыкин, казался равнодушно-бесстрастным, словно ничто происходившее вокруг не волновало его. Советник поспешно дописывал что-то, и Антон не мог заглянуть в его глаза.

Несколько минут в кабинете царило молчание, и дождь забарабанил в большое решетчатое окно так громко, что все, кроме Дровосекова, повернули головы. За окном ветер срывал мокрую листву, обнажая черные деревья.

— А может, их домой отправить? — обеспокоенно спросил Сомов. Маленький, нервный, он вертелся на стуле, наклонялся вперед, выпрямлялся и наклонялся снова.

Советник, перестав писать, поднял голову.

— Кого домой отправить?

— Да детей же! — воскликнул Сомов.

Советник подумал, вероятно, не о детях — его взрослые и уже семейные дети жили и работали на Родине, — поэтому все еще не понимал, о чем говорят.

— Каких детей?

— Всех наших детей, — нетерпеливо сказал Сомов, — которых предлагают эвакуировать на север.

— А-а-а… — протянул Андрей Петрович, и в глазах его появилась та же тревога. — Детей…

— Дома, — заговорил Сомов, наклоняясь вперед, — есть кому за ними присмотреть, кому позаботиться. А тут, можно сказать, на произвол судьбы бросаем.

— Ну, это не совсем так, — возразил Андрей Петрович сдержанно. — Английские власти обещают предоставить нам один или два отеля на берегу Ирландского моря, дали слово обеспечить детей всем необходимым и разрешают сопровождать их нашим женщинам.

— Но наши женщины, как и дети, не говорят по-английски, — заметил Звонченков.

— Мне сказали, что жена Виталия Савельевича хорошо владеет языком, — вставил Ракитинский, повернувшись к Грачу.

Тот молча смотрел в окно.

— Лучше бы детей домой отправить, — поддержал Сомова Гришаев. — Детей да и матерей тоже. Дома, говорят, и стены помогают.

Андрей Петрович поморщился.

— Ну, затеяли разговор, — произнес он осуждающе. — Мы не можем этого сделать без разрешения Москвы, а она, безусловно, не разрешит: это красноречивее всяких слов доказало бы, что мы сами признали неизбежность войны.

— Но американский посол уже распорядился, чтобы дети и женщины немедленно покинули Лондон, — торопливо напомнил Звонченков. — И вчера специальный поезд доставил часть американской колонии в Портсмут, где американцы сели на пароход.

— Кеннеди нам не пример, — возразил Андрей Петрович. — Он давно добивается сближения Англии с Германией и старается одних англичан соблазнить выгодами такого сближения, других запугать силой рейха, поэтому охотно подхватывает все, что усиливает страх.

— Конечно, если отправим детей домой, это покажет, что мы считаем войну неизбежной и притом скорой, но англичане и сами знают об этом, — ворчливо проговорил Сомов. — Мы тут Америки никому не откроем.

— Америки-то не откроем, — досадливо повторил Андрей Петрович, — но покажем, что и у нас слабые нервы, что и мы тоже поддались шантажу, испугались.

— Почему «тоже»? — спросил Дровосеков с тем же бесстрастным выражением на лице. Одетый в серый твидовый костюм, с таким же серым галстуком, охватившим крахмальный стоячий воротничок, «банкир» действительно выглядел в кабинете «редкой особью». Хотя все сотрудники полпредства одевались на английский образец, в их «обличье», как сказал Антону Краюхин, все равно было что-то отличное от англичан: прически, жесты, манеры. Дровосеков «обангличанился» полностью и даже говорил с английской медлительностью и бесстрастием. — Почему тоже? — повторил он.

— Потому что в Лондоне ныне стало модным пугаться и распространять страхи, — ответил советник, повернув скуластое лицо к Дровосекову. — Сторонники Гитлера лезут из кожи вон, чтобы запугать англичан и заставить их согласиться на уступки Германии во всем, чего она хочет сейчас и чего захочет в будущем.

— Лорды-близнецы Кэмзли и Ротермир расписывают в своих газетах разрушения испанских городов немецкой авиацией такими красками и с такой старательностью, что у читателей волосы встают дыбом, — бросил со своего места у двери Гришаев. — И прямо намекают, что английским городам предстоит такая же участь, если дело дойдет до войны с Германией и Гитлер прикажет своей авиации бомбить их.

— Но для этого ей надо еще долететь до Англии, — сердито возразил советник. — Долететь и вернуться в Германию, и каждый военный может подтвердить, что при нынешнем радиусе действия бомбардировщиков германской авиации без баз в Бельгии, во Франций или хотя бы в Голландии придется туго.