Сумерки в полдень

Молодые люди, дойдя до леса, удивленно остановились. Под высокими соснами не было ни кустов, ни травы, осмелившейся самовольно пробиться к жизни, ни сухих сучьев или веток, будто лес тщательно подметали по утрам. Он был чист и безжизнен, как бутафорская декорация на сцене. Они переглянулись и, поняв друг друга без слов, повернули к озеру.

В кафе на берегу они гнили кофе. Он был отвратительным, и это вызвало у захмелевшего Хэмпсона новый приступ раздражения: сначала он поносил все немецкое, а потом стал возмущаться тем, что некоторые умные, опытные и влиятельные люди восторгаются немцами и даже носятся с планами связать судьбу старой доброй Англии с Германией.

— Кто носится? — спросил Антон. — С какими планами?

Хэмпсон внезапно умолк и даже немного отодвинулся от столика, когда Антон повторил вопрос. Помолчав немного, Хэмпсон презрительно усмехнулся.

— Он говорит, что только нынешняя Германия может спасти европейскую цивилизацию и надо не мешать, а помогать ей.

— Кто говорит?

— Да он же, — начал Хэмпсон, остановился, вглядываясь в лицо Антона, и закончил с прежней усмешкой: — Поклонник немецкого порядка…

Однако Хэмпсон не ответил на вопрос Антона, что это за план, с которым носятся «умные, опытные и влиятельные люди»; сказал, что не знает, но таким сердитым тоном, словно хотел показать, что знает, но не желает говорить о вещах, которые не нравятся или даже противны ему.

Теплоход дал второй гудок, они расплатились и покинули кафе.

Вскоре теплоход отчалил, сделал прощальный круг по озеру и снова вошел в узкий канал, обсаженный с обеих сторон соснами. Предвечернее солнце прорывалось сквозь их высокий густой частокол, и казалось, что между деревьями повисла легкая золотая паутина, придающая природе покой и умиротворенность.

Когда начало темнеть, на низком помосте впереди скамеек появились музыканты: мужчина с аккордеоном, еще молодая, рано располневшая женщина с виолончелью и совсем молоденькая девушка со скрипкой — вероятно, одна семья. Как полагалось артистам, они были в вечерних костюмах: аккордеонист в смокинге и лакированных ботинках, виолончелистка в черном платье, закрывающем даже каблуки ее золоченых туфель, но сильно открывающем ее массивную грудь, скрипачка в белом платье, которое делало тонкую девичью фигурку трогательно-хрупкой. У нее была толстая русая коса, и девушка, может быть, опасаясь за свою маленькую, гладко причесанную головку, для которой коса была, наверно, слишком тяжела, опустила ее через плечо себе на грудь. Привычно расположившись на помосте, музыканты заиграли слаженно, старательно, с любовью и почти сразу привлекли внимание пассажиров. Музыка преобразила их лица: сытые и самодовольные лишь несколько минут назад, они казались сейчас взволнованными и растроганными. А когда девушка спела своим приятным, хотя и слабеньким, голоском про влюбленную молодую пару, счастью которых помешала злая судьба, на глазах женщин появились слезы, мужчины печально склонили головы.

— Вундербар! — пробасили за спиной Антона, как только девушка кончила петь. — Херлих! Чудесно! Божественно!

Голос показался Антону знакомым, и он тут же вспомнил Вильгельмштрассе, вытянутую над его головой ладонь и злорадное: «Зададут они трепку этим чехам!» Все же он не решился оглянуться: мало ли в таком большом городе похожих голосов! Ему не хотелось думать, что люди, способные растроганно вздыхать или даже лить слезы над несчастной юной любовью, могут избивать и убивать себе подобных, восторженно приветствовать войска, готовые обрушить огонь, разрушение и смерть на соседний народ, и вопить до одурения «Хайль Гитлер!», восхваляя фюрера, который посылал эти войска. Соединение в этих людях таких необъяснимо противоречивых, даже несовместимых качеств, противное человеческой природе, не укладывалось в голове Антона.

— Нет, они не такие плохие, — прошептала Елена, словно догадавшись, о чем он думал. Не понимая слов песенки, она почувствовала ее нежность и горечь, и это тронуло ее душу. Она стиснула пальцы Антона. — Нет, эти не могут быть такими плохими.

Вернувшись в город, Антон и Елена расстались с Хэмпсоном у пристани, договорившись обязательно встретиться до отъезда москвичей в Лондон: англичанин обещал угостить их обедом или ужином, а также дать письмецо к своей матери, которое откроет им двери его родного дома.

Глава десятая

Хозяин отеля «Наследный принц» дал Антону вместе с ключом от комнаты сложенный вчетверо листок бумаги. Войдя вслед за Еленой в тесный лифт и нажав кнопку своего этажа, он развернул листок и прочитал: «Где это вы пропадаете? Заезжал, не нашел ни тебя, ни Е. Будете завтра в районе Бранденбургских ворот — загляните в полпредство. В. П.».

— Заглянем? — спросил Антон Елену, сложив записку и сунув в нагрудный кармашек.

Елена молча кивнула, выходя из лифта. У двери своей комнаты она повернулась к Антону и сказала:

— Не думаю, чтобы Пятов жаждал увидеться со мной. Может быть, вы как-нибудь обойдетесь без меня?