В некоторых случаях участники обряда слизывают кровь непосредственно с ранки друг у друга или скрепляют связь рукопожатием, так чтобы кровь из их надрезов смешалась между ладонями. В более позднее время участники подобных ритуалов именовали себя «названными братьями» или просто свято соблюдали по отношению друг к другу взаимные обязательства. В христианской традиции обряд братания лишился «кровавой» составляющей и превратился в духовно-символический акт — обмен личными святынями — нательными крестиками.
Рациональный научный подход возводит описанный ритуал ко временам родоплеменного строя и рассматривает непосредственный или символический обмен кровью как акт присоединения новых лиц к кровно родственному союзу членов одного племени. Такая прямолинейная, приближенная к практическим нуждам трактовка не столько свидетельствует о примитивности самой архаической магии, сколько является следствием эволюционной теории развития культуры, популярной в конце девятнадцатого века и грешившей излишней механистичностью и антропоцентризмом, присущими «веку торжества прогресса»[2]. Автоматический перенос принципов дарвиновской эволюции видов на культурологические процессы позволил свести их к максимально упрощенным моделям. Например, трансформацию верований описывали как трансформацию первобытного анимизма и магии в политеизм, затем — в монотеизм и, наконец, в атеизм, знаменующий торжество науки.
Однако следует подчеркнуть, что магия представляет собой весьма сложное и самостоятельное культурное явление, не исчезнувшее с развитием и трансформацией религиозных доктрин и сохранившееся даже в сегодняшней техно-урбанистической культуре. Джеймс Фрэзер, автор классического труда по этнографии и религиоведению «Золотая ветвь», именовал магию
Уже во времена архаики магические ритуалы, в которых использовалась кровь, несли не только ритуальную, символическую, но и сложную сакральную нагрузку. Так, предмет, на который падала капля священной крови вождя, немедленно переходил в его собственность, а представитель племени, проливший человеческую кровь, во многих культурах табуировался. Запрету — табу — могло подвергнуться и само место кровопролития. Благодаря записям Марко Поло сохранились свидетельства о том, что лиц, задержанных на улицах Ханбалыка (так именовали Пекин во времена хана Хубилая, основателя китайской династии Юань) и признанных виновными в преступлениях, жестоко били палками. Зачастую наказание приводило к смерти, но китайцы упорно использовали его, чтобы избежать кровопролития, поскольку верили, что проливать человеческую кровь на землю недопустимо.
Суеверия подобного рода сохранились и в менее экзотичных географических широтах — например, среди жителей графства Суссекс бытует поверье о том, что земля, на которую пролилась человеческая кровь, становится проклятой и навечно останется бесплодной. Вполне естественно, что капли крови, выпачканная кровью ткань и прочие окровавленные предметы превращались в желанный трофей для полумифических злобных духов и вполне реальных колдунов. Магические обряды, произведенные с использованием человеческой крови, могли вызвать болезнь, помрачить разум, и даже лишить жертву колдовства жизни.
Но кровавые ритуалы могли нести не только зло, но и благо — этнографические исследования богаты описаниями магических ритуалов, во время которых шаманы вызывали дождь или гарантировали высокий урожай, орошая почву собственной кровью.