Сумерки волков

На кладбище, серди могил, прошлое властно захватило его, и не было ничего удивительного в том, что отчим материализовался из воспоминаний. Дядя Витя держал консервную банку, остро блестящую на солнце, и, сощурив глаза, спокойно смотрел на подходящего к могиле Игоря. Женщина маленького роста, полноватая, с плоским округлым лицом, выпалывала траву вокруг памятника. Заметив приближение постороннего человека, она выпрямилась и заулыбалась.

Игорь поздоровался кивком, вошел за ограду могилы и хотел положить цветы. Но женщина ласково и суетливо протянула руки, схватила астры:

— Зачем так? Завянут!

Она ввинтила в земляной холмик жестяную банку и поставила вместе два букета.

— Поняла, кто это? — обратился к ней дядя Витя. — Мой сын.

Женщине в нарядной кофточке с вышивкой было лет тридцать, ее звали Гуля. Жесткие, черные от природы волосы она красила в буро-желтый цвет. Она сразу взяла с Игорем простой и доверительный тон, рассказала, что наготовила к поминкам пирогов, самсы, печеных перцев и сладостей. От нее Игорь узнал, что дядя Витя хранит память о покойнице, два раза в год бывает на кладбище, ухаживает за могилой. Только из-за Гули Игорь согласился сесть в машину к отчиму. Он даже взял у нее сигарету, хотя не курил уже несколько месяцев.

— Виктор вашу покойную маму часто вспоминает, что она была такая хорошая хозяйка, умная женщина, — рассказывала Гуля, с почтением оглядываясь на стриженый затылок дяди Вити. — И про вас говорит, что вы спортсмен, школу закончили на одни пятерки. Наши многие тоже в Москву уезжают. Говорят, там жизнь труднее, но заработать проще.

Игорь хорошо помнил, как отчим насмехался над матерью при гостях, называя балериной, криворучкой, недотыкомкой. Как швырял тарелку, когда ему не нравилась еда, как топтал ногами недостаточно хорошо отстиранные рубашки. Для пасынка тоже находились прозвища в богатом народном языке: вымесок, выблядок, гнилое семя. После смерти матери Игорь мечтал, что вырастет и отомстит дяде Вите за все. Он вырос, но и так и не придумал способ мести.

В подъезде, совсем как раньше, пахло кошками, сыростью, вареной капустой. Правда, теперь на месте старой двери лоснилась свежей краской новая, стальная. Стол накрыли в большой комнате, собрались гости. Новые соседи, друзья отчима. Пришла и дальняя родственница матери, старуха в пожелтевших кружевных воротничках, которую Игорь видел раз или два в жизни и, кажется, в том же негнущемся суконном платье.

По всему было видно, в доме водились деньги. Гуля простодушно хвасталась щедрым столом, новой мебелью, натяжными потолками. С готовностью рассказывала Игорю:

— Ремонт в том году закончили. Наша бригада делала. И стены, и обои, и плитку в ванной. Так мы с вашим папой познакомились.

Дядя Витя ни о чем не спрашивал, только приглядывался, принюхивался к Игорю. Они не виделись больше трех лет, но отчим изменился мало, разве что немного располнел в боках. Взгляд его голубых с молочной примесью глаз был по-прежнему тяжелым и цепким.

Отчим по прежнему служил в МЧС. После двухтрех рюмок он стал рассказывать, как возил гуманитарный груз на Донбасс, как поучаствовал в боевых действиях, сидел под обстрелом в блиндаже, сам наводил огонь из гранатомета. Игорь помнил, что и раньше, возвращаясь из горячих точек, он в подробностях расписывал свой героизм и угрожавшие ему опасности. Но если раньше усомниться в правдивости отчима ему не приходило в голову, теперь казалось, что тот сочинил всю историю от начала до конца, раскрасив ее подробностями из теленовостей.

Гуля присаживалась за стол на минутку, снова вскакивала, что-то несла из кухни, подкладывала на тарелки гостям. Шумно обсуждали украинские события, стучал по столу ладонью сослуживец отчима, который пришел со своей немолодой женой. Неопрятный толстяк с седыми, давно не стриженными космами под столом прижимался ляжкой к колену Игоря, сопел и шумно сморкался.

Игорь снова чувствовал невозможность преодолеть мучительную власть над ним прошлого. Отчим, Гуля, разговоры за столом, все происходящее в этой квартире сейчас казалось реальнее, чем его московская жизнь с Измайловым. Сейчас ему представлялось, что он никогда не сможет излечиться от душевной гангрены, потому что эта болезнь вросла в его клетки, слепила его, сделала самим собой. Он мог изображать директора компании, парня модельной внешности или богатого наследника, избалованного деньгами, но здесь, на территории дяди Вити, он навсегда оставался тем, кем был на самом деле. Беспомощный, запуганный мальчик, ожидающий от мира только зла.