В телеги погрузили пулеметы, коробки с лентами, ящики с гранатами. И офицер сказал солдатам:
— Дорога здесь одна. Половина из вас поедет — половина побежит следом. Потом вы поменяетесь.
На каждой подводе уселось четверо. Обер-лейтенант поместился на первой. Сказал пожилому возчику с покалеченной рукой:
— Лепляво! Лепляво! — И нетерпеливо дернул за вожжи.
Так начался этот марафон.
* * *
Партизаны шли гуськом по тропе. Жандармы катили параллельным проселком. Партизанам предстояло одолеть около десяти верст. Жандармам — семнадцать с половиной, но гитлеровцам ускоряли и облегчали путь подводы.
Взвод солдат и пятерка партизан спешили к одному и тому же месту — к узенькой стежке среди болот, которая вела с окраины Леплявы в Прохоровский лес...
Глазастому было велено встретить солдат и отвести их на тропу.
Районному старосте пану Костенко майор приказал не отходить от телефона для возможных консультаций.
В 1.30 майор вызвал из ресторана офицеров и объявил, что в 3.15 гарнизон садится на машины. Пункт назначения — Леплява.
Цель поездки — ликвидация партизан. И посмотрел на своего заместителя. Заместителю сделалось дурно. Не спросив разрешения, он выбежал в туалет.
Из лагеря партизаны вышли бодро, но скоро почувствовали, что быстро идти не могут. Сказывалось общее утомление, тяжесть мешков и даже то, что они впервые за много дней хорошо поели. На ходу дремалось, клонило в сон. Сделали два коротких привала. Уже неподалеку от Леплявы пятеро слышали, как по лесной дороге из Хоцек, стукаясь железными ободьями о корни, торопливо промчался обоз, который вроде бы кто-то бегом догонял.
Партизанам не приходило в голову, что они участвуют в марафоне, и удаляющийся топот сапог и стук колесных ободьев означает одно: в состязании определился лидер.
Сидя рядом с возчиком и чувствуя, как тряска оборвала ему все внутренности, обер-лейтенант проклинал майора. Командир жандармской роты был уверен, что партизаны давно проскочили на свою тропу. Искать же их в лесу обер-лейтенант не собирался: он не самоубийца.
Деревья стали редеть. Воз, на котором ехал офицер, остановился.
— Це Леплява, — сказал возчик и ткнул кнутом прямо перед собой. — Куда ехать? В контору, на станцию?
Обер-лейтенант вынул недавно отпечатанную карту и ногтем показал линию железной дороги с темными квадратиками зданий возле полотна.
— К казарме, значит, — догадался возчик и повернул влево, в объезд деревни, вдоль молодых посадок.
Партизаны появились на той же окраине села минут через двадцать после того, как проехал обоз. Тропа, которой шли пятеро, и лесная дорога из Хоцек в этом месте сходились особенно близко. И если бы участники марафона достигли окраины деревни одновременно, они бы заметили друг друга. Но подводы промчались раньше. Гайдар и его товарищи по-прежнему ничего не подозревали. И перед тем как выйти из леса на открытое пространство, они остановились обсудить: как идти?
Можно было обойти село вдоль посадок слева или вдоль болота справа. Оба маршрута заканчивались возле казармы. Но обход слева и справа удлинял маршрут. И пятеро выбрали самый короткий путь — главной улицей.
В Переяславе, после звонка майора, полковник долго не мог уснуть. Он говорил себе: «Пока не будут выловлены террористы, садясь в машину, я рискую погибнуть, как мой предшественник».
В Золотоноше майор не спускал глаз со старинных, восемнадцатого века, напольных часов. Они показывали три. И майор думал: «Скорей всего, партизаны уже успели возвратиться в свой Прохоровский лес. А там их где найдешь?..»
В Гельмязевской райуправе, в кабинете Костенко, собрались все полицаи. Ожидались важные вести. Уже не было секретом, что ночная суматоха началась звонком Глазастого. Пуская клубы самосадного дыма (пан Костенко неумело курил сигареты), полицаи рассуждали: «Если эти пятеро с мешками попадутся живьем, Глазастому — бронзовая медаль и повышение».
И от души желали, чтобы Глазастого нашла партизанская пуля.
В Хоцках не спал ни один человек. После того как среди ночи раздалась автоматная очередь, а затем немцы схватили подводы с подводчиками и умчались неизвестно куда, люди вышли на улицы, гадая: «Что случилось?» И кинулись за разъяснениями к бывшему сторожу.
Дед испуганно и виновато дрожал на жаркой печи. Когда набилась полная изба народу, он струсил и начал путанно и длинно жаловаться, что сначала солдат его пнул сапогом, а потом «ахвицер» хотел расстрелять из «кулемета».
— Но куда хоть поехали немцы? — едва не плача, допытывались женщины: у каждой был свой тайный повод для тревоги.
Но деда чужие тревоги никогда не волновали. Намерений немцев он не знал. Однако внимание целой деревни ему вдруг очень польстило. И, явно кому-то подражая, он произнес:
— Я полагаю, в Софиевку.
— Зачем? — хором спросили его.
— Как зачем? Ловить партизан.
Половина мужского населения Хоцек ушла в местный партизанский отряд, который базировался недалеко от села. Женщины разбудили и посадили на коня тринадцатилетнего Гришку.