Читаем Сумка Гайдара полностью

Гайдар неуверенно потрогал свой подбородок, пальцы его быстро ощупали челюсть, словно удивляясь, что она на месте.

— A-а, это мне уже в госпитале ее пришили, — вспомнил он. — Платиновой ниткой. Чтоб крепче держалась.

Ребята недоверчиво улыбнулись. Гости следили за новым диалогом-поединком. Но глаза Аркадия Петровича на этот раз были абсолютно серьезны. И только зрачки чуть прикрыты ресницами.

— Особенно долго хирург возился с левой стороной. Она никак не пришивалась. И здесь до сих пор еще можно нащупать металлические стежки. — И Аркадий Петрович показал пальцем, в каком именно месте.

Володя не выдержал, осторожно прикоснулся к его щеке. Затем нажал посильней.

— Н-ничего нет, — растерянно произнес он и посмотрел на Аркадия Петровича.

— Значит, нитка рассосалась, — развел руками Гайдар. — А ведь была из чистой платины.

Здесь уже смеялись вовсю — и отец, и Вася, и подоспевшая с кухни мама, и, конечно, сам Аркадий Петрович, который опять закашлялся.

«Что поделаешь, — вздохнул Володя, — на то, наверное, он и писатель, чтобы выдумывать».

И шепнул:

— Аркадий Петрович, пойдемте в нашу комнату. Там лежанка. Вам будет тепло. Хотите?


ОТКРОВЕНИЕ

Володина и Васина комната — это закуток за печкой. Здесь стоял небольшой столик, который заменял письменный, висела книжная полка с учебниками и растрепанными романами. В доме берегли керосин, поэтому освещался закуток бедно — отблесками все той же праздничной двенадцатилинейной лампы под потолком, но зато в комнатку выходила стена русской печки с лежанкой.

Аркадий Петрович отстегнул и положил на столик ремень с револьвером, сбросил сапоги, нащупал ладонью, в каком месте кирпич погорячей, легко забрался на высокую лежанку и, блаженно вздохнув, улегся на спину, согревая простуженные легкие. Рядом с собой, не снимая, он пристроил сумку.

Вася подложил Гайдару под голову подушку в пестрой наволочке, а Володя укрыл Аркадия Петровича полушубком и стал, как это делала мама, подтыкать овчину под бок, но помешала сумка.

Володя заметил ее еще за столом. Во время ужина сумка лежала у Гайдара на коленях.

— Да выбросьте вы свой противогаз, что вы его повсюду таскаете, — хозяйственно посоветовал он Аркадию Петровичу. — Другие военные давно кинули.

Гайдар усмехнулся, приподнял голову, перекинул через нее широкую брезентовую лямку и сам подоткнул полушубок себе под бок.

— Противогаз я тоже выбросил, — ответил он. — А в чехле ношу бумаги.

Володя наклонился к самому лицу Аркадия Петровича и едва слышно произнес:

— Секретные?

— Нет, — засмеялся Гайдар, — просто записи, которые мне будут нужны для работы.

— А как вы работаете? — еще тише спросил Володя. И сердце его замерло в ожидании тайны, которая сейчас откроется.

— Как работаю? — переспросил Гайдар. — Очень просто: беру чистую тетрадку на двенадцать листов или общую — на сто, или лучше всего, если подвернется толстая амбарная книга — листов на двести, и чирикаю в ней карандашом, а когда надоест, рисую смешные рожицы.

Но часа, проведенного за ужином, оказалось для Володи достаточно, чтобы понять, какая неуловимая грань отделяет в речах Гайдара серьезное от розыгрыша. И он ринулся в азартную игру сам.

— А слабо вам показать свою тетрадку? — с подначкой в голосе спросил Володя.

— За-ачем? — всерьез удивился Аркадий Петрович.

— Хочу посмотреть, много ли у вас ошибок.

Гайдар негромко хохотнул, оценив проницательность и дерзость парнишки, снова приподнялся с подушки и, отстегнув матерчатый клапан сумки, вынул общую тетрадь и протянул ее Володе, с интересом наблюдая, что последует дальше. А Володя растерялся. Он полагал, что Гайдар, как все взрослые, станет говорить: «Не занимайся ерундой, сейчас не до этого, займись чем-нибудь серьезным». И теперь, когда тетрадь лежала на его развернутых, с растопыренными пальцами ладонях, словно ему доверили грудного младенца, Володя не знал, что делать, и в надежде на совет и помощь взглянул на брата.

Васе тоже было любопытно, что в тетрадке и как пишутся книги, это было заметно по его лицу и по тому, как он вытянул шею, разглядывая обыкновенную общую тетрадь. Но с другой стороны, на правах старшего, он полагал, что Володя сам затеял свою игру — пусть сам и выпутывается. Может, в другой раз будет осмотрительней.

При этом братья не сводили глаз с тетрадки. Она была в коленкоровом переплете. Верхняя обложка ее выгнулась, норовя свернуться в трубку. И под обложкой на серой ворсистой бумаге химическим карандашом было выведено крупными печатными буквами

АРКАДИЙ ПЕТРОВИЧ ГАЙДАР

и что-то было записано еще в отдельной рамочке, где прочесть удалось только два слова: «...писателей СССР».

Тетрадь, похоже, искупалась в воде, потому что надпись химическим карандашом изрядно размыло, а листы слегка припухли. Володя попытался разгладить обложку — напрасно: она тут же опять свернулась. И тогда он тетрадку раскрыл.

Свет от лампы, которая горела в комнате под потолком, проникал на лежанку очень скупо. Володя различил только бледные, почти налезающие друг на друга волнистые линии мелких строк.

— Побереги глаза, — посоветовал Гайдар.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне