– Это не так для нас страшно. Любое преступление, которое он совершит, только поможет скрыть нашу причастность ко всему этому.
– Но если этот человек – действительно Вернон, тогда получается, что мы подставляем Карла. Мы отправляем его на верную смерть. Это все равно что убить его собственными руками.
– Хэнк, понимаешь, Вернон и Карл – это последние два человека, которые представляют для нас опасность. Только они могут догадаться, что мы как-то связаны с этим самолетом.
– И ты спокойно переживешь то, что Карла убьют?
– Хэнк, но я же не прошу тебя убить Карла. Я просто прошу тебя остаться в стороне.
– Но раз мы знаем…
– А что ты хочешь сделать? Предупредить Карла?
– А тебе не кажется, что мы вообще-то должны это сделать?
– И что ты ему скажешь? Расскажешь о своих подозрениях?
Я нахмурился и посмотрел в тарелку. Сара снова была права – я никак не мог предупредить Карла об опасности, не раскрывая того, что знаю о деньгах.
– Может, он и не собирается убивать Карла. Это же всего-навсего наши предположения, – добавила Сара. – Может быть, он просто заберет деньги и исчезнет.
А вот это было мало похоже на правду, и мы оба это прекрасно понимали.
– Хэнк, у тебя нет выбора, – сказала Сара.
Я вздохнул. Мы снова пришли к тому же – попытке убедить друг друга, что у нас нет другого выхода.
– Все равно это еще спорный вопрос, – ответил я.
– В смысле?
– Я имею в виду, что мы все равно не узнаем, кто это, раньше, чем он окажется у самолета.
Сара смотрела на Аманду. Девочка спала, смешно оттопырив ручки в разные стороны, как будто хотела взять нас с Сарой за руки. Мне вдруг очень захотелось дотронуться до малышки, но я сдержался, потому что знал, что тогда Аманда заплачет.
– Можно позвонить в отдел ФБР Детройта и поинтересоваться, есть ли у них агент по имени Бакстер.
– Уже поздно.
– Позвоним утром.
– Мы договорились на девять часов. Все еще будет закрыто.
– Ты можешь немного опоздать. Выйдешь за пару минут до девяти. Я позвоню и все узнаю, а ты по дороге к шерифу заедешь в магазин и позвонишь мне.
– А если мы выясним, что такого агента нет?
– Тогда ты не поедешь. Позвонишь Карлу и скажешь, что Аманда заболела и тебе надо срочно ехать домой.
– А если агент настоящий?
– Тогда поедешь и отведешь их к самолету.
Я нахмурился:
– Мы в любом случае рискуем, да?
– Да, но сейчас нельзя ждать, надо предпринимать какие-то действия.
Аманда проснулась и зашевелилась. Сара положила руку ей на животик. Передо мной стояла тарелка с остывшим ужином.
– Мы скоро уедем, – сказала Сара, обращаясь больше даже к Аманде, чем ко мне. – Мы уедем, и все у нас будет хорошо. Мы сменим имена и исчезнем.
Иногда я просыпался по ночам, услышав, что Аманда тоже не спит. Она всегда покрикивала, когда просыпалась, как будто хотела предупредить нас о том, что не спит. Иногда она посапывала, что-то агукала и снова засыпала, а иногда начинала плакать.
В ту ночь я проснулся и услышал, что малышка закапризничала. Я встал и босиком подошел к кроватке. Сара спала на животе. Когда я встал, она протянула руку и положила ее на мою подушку.
Я взял Аманду на руки и прошептал:
– Чччч, тише, ччч…
Но успокоить Аманду было не так-то просто. Как только я понял, что она вот-вот закричит во весь голос, я быстро вышел из спальни и пошел в комнату для гостей, чтобы малышка не разбудила уставшую маму. Там я сел на кровать и начал укачивать дочь.
Честно говоря, мне уже начинали нравиться эти ночные посиделки с Амандой. Она засыпала у меня на руках… это было единственное время, когда мы были так близки. Днем малышка всегда плакала, когда я прикасался к ней. Только ночью я держал ее на руках, гладил по головке и целовал в лобик. Только ночью мне удавалось ее успокоить.
Странно, но когда Аманда плакала, у меня появлялось чувство вины. Я не понимал, почему так происходит, но это случалось именно тогда, когда она оставалась со мной. Педиатр говорил, что беспокоиться не стоит, что такое бывает и это должно скоро пройти. Я понимал это и доверял мнению специалиста, но, несмотря на это, я все равно не мог не волноваться и не переживать. Зато я по-особенному ценил такие моменты, когда она тихо засыпала на моих руках по ночам.
Когда она плакала, я начинал думать о том, что малышка осуждает меня за все мои грехи и не хочет принимать мою любовь. Но по ночам она принимала меня, и когда я видел ее, мирно засыпающую на моих руках, меня переполняли любовь и нежность к Аманде. Я прижимал ее к груди, целовал и не мог насмотреться на свою девочку.
– Тише… ччч, – снова сказал я и назвал малышку по имени.
В комнате было холодно и темно. Я оставил дверь в коридор открытой.
Постепенно Аманда начала успокаиваться. Она крутила головкой, двигала ручками и упиралась ножками мне в грудь.