Сумма антропологии(кардинальная типология людей)

Видовое поведение медикаментозно не корректируется, возможно лишь полное подавление внешних признаков хищной активности, да и то при помощи лошадиных доз депрессантов. Другими словами, даже бы современные психотропные средства — транквилизаторы, нейролептики и т. п. — не смогли бы оказать существенного воздействия на поведение одиозных исторических фигур, были бы бессильны в изменении их этических установок. Так что с человеческой (!) точки зрения все эти Александры и Петры Великие, гениальные эти Наполеоны, и бесноватые фюреры — Гитлеры заслуживают — сообразуясь с нравами тех эпох, в которых орудовали вышеозначенные чудовища — содержания в клетке, в яме на цепи, в тюрьме замка Иф и мюнхенской психиатрической клинике, соответственно.

Нужно, отметить, что попытки объявления кого-то из людей нечеловеком в настоящее время общественным мнением пресекаются. Причем делается это предельно некорректно, скорее эмоциональным, нежели логическим способом. Т. е. декларируется, что подобные “негуманные” утверждения могут исходить лишь от индивидов, которые сами не могут даже претендовать на звание человека. И таким образом, по логике получается, что так или иначе, но люди “нечеловеческого формата” все же существуют. И это неуместное табуирование существует вопреки тому, что человеческое общежитие прямо-таки кишмя кишит чудовищными фактами и кровавыми последствиями жуткой деятельности монстров в человеческом обличьи.

Таким образом, диффузный вид и является, собственно, “человеком разумным”, хотя в точном смысле своей таксономии (а “по науке” человек уже даже дважды разумный!) поведение его таковым, т. е. действительно разумным, никогда не являлось и не является до сих пор. В силу своей гипертрофированной конформности диффузные люди на протяжении всего исторического времени всегда и везде пребывали в полном распоряжении хищных видов — сверхживотных и псевдолюдей. И это распоряжение “человеком разумным” было действительно полным буквально: диффузный вид шел в ход полностью — “с потрохами”! Это именно диффузный человек строил для них на своих костях каменные пирамиды и мраморные дворцы. Это именно его мясо использовалось в качестве “пушечного” в батальных забавах и ратных утехах хищных властителей.

Диффузный вид наиболее плодовит, это его второе основное качество, которое “культивировалось” в нем наряду с внушаемостью. Кроме того он мало подвержен влиянию таких причиндалов хищных видов, как “любовь” и “каноны красоты”. “Стерпится — слюбится”, “с лица воды не пить” — таково примерно сексуальное кредо диффузного вида. Всем этим объясняется повышенная, опять-таки “малоразумная”, рождаемость в беднейших условиях, что стало основной причиной демографического взрыва, который есть не что иное, как высвобождение диффузной и неоантропической составляющих человеческого семейства — собственно, именно людей — из смертельных тисков суперанималов и суггесторов. Ведь и войны, и репрессии, а опосредованно — и эпидемии, и голод — все это следствия жутких общественных отношений и жизненных условий, создающихся с трагической неизбежностью при господстве хищных, при претворении в жизнь (точнее, “в смерть”) их “морали господ”, тождественной ее полному отсутствию.

Термин “диффузный” охватывает и дополняет понятие конформности с внешней, поведенческой стороны. Т. е. если конформизм -это способность легко верить власть имущим и другим “авторитетам”, то диффузность — это уже “претворение этой веры в жизнь”: всегдашняя готовность маршировать в нужную хищным сторону. Отсюда и необычайная адаптируемость этого вида к практически любым условиям — пока еще по большей части жутковатым; их способность проникать, “диффундировать” в любые социальные щели и приспосабливаться к ним, существовать в самых невероятных, предельно дискомфортных — и психологически и физиологически — социальных средах, безо всякого на то желания изменить их или вырваться оттуда. Конечно же, это не может не иметь трагических сторон: при всяких “переходных процессах” или “периодах адаптации” люди в невероятных количествах гибнут, но в итоге оставшиеся в живых привыкают ко всему. Но все же задним числом они могут иногда удивляться тому, как это они только могли так раньше жить, хотя их нынешнее “улучшенное” новое положение опять-таки имеет незамечаемую ими уже теперь свою чудовищную составляющую. Хуля умершего тирана, они носятся, как с писаной торбой, со следующим, лишь потом спохватываясь, что и “так жить нельзя” тоже.