Совершенно очевидно, что не может быть никакого разговора об “исправлении” ступивших на преступный путь суггесторов и суперанималов (палеоантропов). Это — как породистой охотничьей собаке дать свежей крови загнанной дичи при натаскивании. Отсюда естественным образом вытекает вывод о неискоренимости преступности в хищной социальной среде. Поэтому тщетны и попросту наивны все попытки “перевоспитания” этих “человекодавов”. Скорее наоборот, тюрьмы делают их еще более жестокими и учат большей предусмотрительности при совершении ими очередных преступлений. Воздействие же подобных наказаний на нехищных людей, причинение им — пусть и “заслуженных” — страданий в первую очередь и главным образом проявляется в нравственной деформации личности: происходит деморализация. Пенитенциарные заведения не только не могут прибавить гуманности, но наоборот, отнимают и все то, что было. Случаи “духовного противостояния” достаточно редки и в общем русле — аномальны, чаще и “естественнее” происходит “хищная переориентация”, нравственное падение: “с волками жить — по-волчьи выть”. Становится совершенно понятной бесполезность жестоких наказаний, и даже их неуместность, в тех случаях, когда действительно ставится цель перевоспитания (точнее бы, спасения) личности. В этом свете видится откровенно и неимоверно жестокой практика совместного содержания и “перевоспитания” рецидивистов и остальных преступников. По логике вещей, следовало бы периодически выбирать паханов и “черных” из общей массы осужденных и формировать из них группы совместного содержания по олимпийской системе: “четвертьфинальные”, “полуфинальные” и т. д. с полнейшим невмешательством в их “образцовый, ударный быт”, за исключением объявления “перемирий для уборки трупов”. Этот метод позволил бы сдержать хищную переориентацию диффузных людей в местах заключения. Ну, а распространение подобной же “неразборчивой” практики содержания и на детские “исправительные” учреждения — это уже проявление неприкрытого зверства со стороны властей, создающих таким образом в обществе хищную среду уже “повышенного качества”, “сеющих ветер” для потомков.
На численности хищных видов помимо начавшегося “дружного” взаимоистребления сказалось также и своеобразие сексуальных отправлений, которое часто оказывается у них несовместимым с нормативным половым поведением и созданием семьи любой конфигурации в диапазоне от полигинии до полиандрии. Патология, если говорить точно, еще дочеловеческих отношений — противоестественная направленность агрессивности, как хорошо известно, напрямую связанной с эротическим влечением, и ее гипертрофия не могли не затронуть самые глубинные психофизиологические структуры, в результате чего извращенность и сексуальный аномализм стали у хищных видов в значительной степени их нормой. К тому же многие суггесторы в силу своих недюжинных способностей занимать лучшие места в жизни (— в смысле благополучия и присвоения всеми неправдами материальных благ), находясь среди “ликующих”, имеют и больше возможностей для удовлетворения своих изощренных желаний и прихотей, что делает для них диапазон нормативных гетеросексуальных отношений слишком узким, и достаточно быстро — из-за его доступности — перебрав его, суггесторы соскальзывают в “голубое” болото таких перверсий, которые традиционно именуются развратом: юно- и педофилия, групповой секс и иные извращенные формы, мало связанные с функцией деторождения. Даже заводя семью, а то — и несколько, суггесторы, будучи крайне эгоцентричными, относятся к потомству, мягко говоря, без должного энтузиазма, подобные настроения передаются детям, и все это как бы обрекает в итоге продолжение рода — “порождает вырождение”, плодя лишь разврат в обществе. Суперанималы же вообще наименее плодовиты, ибо в силу своей предельной тяги к насилию они являются несокрушимым оплотом таких махровых сексуальных — уже не аномалий, а скорее монстралий, как садизм, некрофилия, так же мало связанных с “задачами продолжения рода”, как убийство — с воспитанием.