Сумма стратегии

В следующей войне руководство операциями со стороны Генерального штаба не оставляло желать лучшего, и все проблемы возникли от желания А. Гитлера совместить в себе функции оперативного руководства и верховного командования. Это-то как раз невозможно в принципе – вся работа верховного командования есть разрешение противоречия между штабным и оперативным звеньями управления. И германская стратегия быстро приобрела патологические черты по К. Типпельскирху. После отставки Ф. Гальдера баланс управления войсками был необратимо нарушен, что и привело Германию не просто к поражению, но к национальной катастрофе.

Разведка

Трудность состоит в том, что верховное командование, по сути, играет роль «Бога из машины». Чтобы разрешить конфликт высшей штабной инстанции (начальник Генерального штаба) и высшей оперативной инстанции (Главнокомандующий вооруженными силами), нужен человек, являющийся неоспоримым сюзереном для обоих руководителей. В тоталитарных государствах такой сюзерен есть – это император, не суть важно, как его конкретно величают – Президент, Генеральный секретарь, Рейхканцлер, Фюрер или Пророк. В демократических странах эта позиция дефициентна «по построению».

Кроме того, конфликт этот не обязательно является «коммунальной склокой», он может носить содержательный характер. Это означает, что император должен профессионально разбираться и в тонкостях штабной работы с ее «планированием Будущего», и в оперативных проблемах. При этом решения ему нужно принимать очень быстро – раз конфликт дошел до высшего руководства, значит, время уже потеряно. По самому функционалу это будет единоличное решение и единоличная ответственность.

Другими словами, император должен быть разносторонним гением. Но гении не появляются по заказу.

Теоретически любое диалектическое противоречие может быть преобразовано в триалектический баланс. Это означает, что проблемы конфликта между штабными и оперативными структурами допускают не только решение в виде «дикой карты» гениального императора, но и через слабую «третью силу», занимающую управляющую позицию.

Такой силой могла бы быть разведка. Причем речь идет не столько о войсковой, сколько об агентурной разведке.

Отец учил меня наблюдать: это были первые разведывательные операции в жизни – наблюдать за людьми, проявлениями чувств, мелкими деталями их одежды и бытовых ритуалов. Я сначала пользовался этими наблюдениями очень грубо, подмечая мелочи, пытался уколоть людей их слабостями. Хорошо, что я был подростком в коляске. Бьют гораздо за меньшее. Отучила меня от этого мама, рассказав мой день полный бытовых проколов. Дальше я вообще только складывал материалы разведки в память и учился собирать их до малых систем. Отец говорил, что полевые работы без сборки – мертвый груз. В 10-ом классе я научился организовывать разведку в своем танце сновидений, девочки работали на меня лучше, чем я сам. Еще бы – они все боролись за свое счастье. Я был злой и добрый гений. И моя агентура из амазонок была лучшая в сети.

Агентурная разведка персональна и не поддается статистическому анализу. Здесь действуют не дивизии и эскадрильи, а отдельные люди со своими индивидуальными особенностями: инициативой, умом, фантазией, лояльностью, амбициозностью. Никакому усреднению их деятельность не поддается, и ее возможные результаты остаются непредсказуемыми. Поэтому деятельность одного удачливого разведчика может привести к бифуркации всей системы «война», к потере аналитичности.

28 октября 1916 года кайзеровский флот потерял в Финском заливе семь новейших эсминцев – десятую долю совокупных потерь за всю войну. В ловушку корабли были заманены агентурной операцией.

В той же войне немецкая шпионка в Великобритании успешно наводила подводные лодки на союзные конвои. Оценивая плоды ее работы, высокопоставленный морской офицер заметил: «Вражеский линкор, свободно разгуливающий по коммуникациям, не причинил бы нам столько вреда».