Сумма технологии

Остается вопрос, почему я отдал первенство «хромосомной» модели неразумного действия, а не «мозговой» – разумной. Это решение опиралось на чисто конструкторские, материало-информационные предпосылки, поскольку в смысле емкости, пропускной способности, степени миниатюризации, экономии материалов, надежности, производительности, стабильности, скорости и, наконец, универсальности хромосомные системы превышают мозговые, одерживая верх над ними в конкуренции во всех вышеперечисленных смыслах. Кроме того, они лишены – в языковом аспекте – каких бы то ни было формальных ограничений, а в ходе их материального действия нигде не появляются затруднительные вопросы семантического или мыслительного характера. Мы знаем, наконец, что непосредственное сопоставление между собой на молекулярном уровне генотипных агрегатов, имеющее целью обеспечить оптимальность результатов их материального действия по отношению к состоянию среды, вполне возможно: об этом свидетельствует любой акт оплодотворения. Оплодотворение есть принятие «молекулярного решения», происходящее при сопоставлении двух частично альтернативных «гипотез» о будущем образе организма. Носителями этих противоположных гипотез являются гаметы обоих родителей. Возможность подобной рекомбинации элементов материального предсказания не вытекает из наложения на онтогенетические процессы каких-то других, по отношению к ним внешних, процессов, а встроена в самую структуру хромосом. К тому же генотипы исключительно и полностью посвящены столь ценному для науки делу предсказания. Всех этих конструктивных качеств лишен мозг. Два мозга в отличие от хромосом не могут непосредственно сопоставить друг с другом весь свой информационный запас. Ибо это структуры в большей мере «окончательно замкнутые», чем генотипные. Значительная же их часть, в высшей степени сложная, навсегда связанная задачами системного управления, «предсказательной работы» выполнять не может. Конечно, мозг представляется как бы образцом, или прототипом, который уже «готов», «опробован», который следовало бы «просто» повторить, быть может с избирательным усилением, чтобы в своей синтетической версии он был индуктором теориетворчества. Вместе с тем хорошо было бы запрячь в него столь специализированные структуры, как хромосомные. Однако все это будет не только чрезвычайно трудно – это может оказаться в конце концов невозможным. Зато эффективность «наследственных устройств», измеряемая количеством битов в единицу времени на атом носителя, оказывается такого порядка, что стоит – и не одному даже поколению – попробовать. Какой же технолог устоит перед таким искушением? Из двадцати аминокислотных букв Природа построила язык «в чистом виде», на котором выражаются – при ничтожной перестановке нуклеотидных слогов – фаги, вирусы, бактерии, а также тираннозавры, термиты, колибри, леса и народы, если только в распоряжении имеется достаточно времени. Этот язык, столь атеоретичный, предвосхищает не только условия на дне океанов и на горных высотах, но и квантовую природу света, термодинамику, электрохимию, эхолокацию, гидростатику и бог весть что еще, чего мы пока не знаем! Он делает все это лишь «практически», поскольку, все создавая, ничего не понимает. Но насколько его неразумность производительней нашей мудрости! Он делает это ненадежно, он – расточительный владетель синтетических утверждений о свойствах мира, так как знает его статистическую природу и действует в соответствии с ней. Он не обращает внимания на единичные утверждения – для него имеет вес лишь совокупность высказываний, сделанных за миллиарды лет. Действительно, стоит научиться такому языку – языку, который создает философов, в то время как наш язык – только философию.

Краков, август 1966 г.

Б. В. Бирюков, Ф. В. Широков О «Сумме технологии», об эволюции, о человеке и роботах, о науке... Опыт оценки

Пролог

Итак, читатель, ты перевернул последнюю страницу и хотел было отложить книгу. Но тут ты заметил послесловие. Не досадуй, мы ведь тоже были читателями, только несколько раньше тебя! Поговорим же о книге. Нам поневоле придется делать ссылки на текст, за что мы приносим тебе свои извинения.

Имя Станислава Лема, конечно, тебе известно. Это – польский писатель, фантаст, многие его романы и рассказы переведены на русский язык. Здесь и «Магелланово облако», и «Астронавты», и «Вторжение с Альдебарана» и многое другое. Однако думал ли ты, что в этих произведениях, помимо увлекательного сюжета, необычайных фантастических реалий, роботов с характерами людей, а подчас и людей с психикой роботов, помимо всех этих литературных «изобретений», есть еще и некая общая идея, некая концепция. Руководствуясь ею, Лем, как мастер-кукольник, расставляет по сцене своих марионеток. В этом – секрет успеха, в этом – секрет самого творчества.

Эта общая концепция в виде довольно пухлой книги лежит сейчас перед тобой, читатель!