Отвечаю:
хотя ум, или разум, не использует телесный орган для осуществления собственного акта, тем не менее, коль скоро для этого акта требуются некоторые чувственные силы, деятельность которых нарушается вследствие встревоженности тела, то из этого с необходимостью следует, что любое телесное волнение может препятствовать суждению разума, что очевидно в случае опьянения или сна. Но уже было показано (2), что гнев вызывает телесное волнение – прежде всего, в области сердца, – последствия чего проявляются и во внешних членах. Следовательно, из всех страстей гнев наиболее явственно препятствует суждению разума, согласно сказанному [в Писании]: «Встревожено гневом око мое»[866] (Пс. 30:10).Ответ на возражение 1
. Начало гнева находится в разуме, а именно в том, что касается движения желания, которое является формальным элементом гнева. Но страсть гнева препятствует совершенному суждению разума, как если бы она прислушивалась, но не слишком, из-за изменения, вызванного мгновенным повышением температуры, каковое изменение является материальным элементом гнева. И в этом отношении гнев препятствует суждению разума.Ответ на возражение 2
. О разгневанном говорят как об открытом не потому, что ему открыто, что надлежит делать, а потому, что он не скрывает свои замыслы и действует открыто. Это отчасти происходит потому, что гнев чинит препятствия разуму, вследствие чего тот не различает, что лучше скрывать, а что исполнять открыто и не придумывать способы сокрытия, а отчасти из-за расширения сердца, усиливающего великодушие, которое является следствием гнева, а о великодушном Философ сказал, что «ненависть его и дружба необходимо должны быть явными… И говорит, и действует он явно»[867]. О вожделении же, с другой стороны, говорят как о низком и скрытном потому, что во многих случаях то, чего жаждет вожделение, имеет оттенок постыдного и сладострастного, и человеку хочется, чтобы оно не было замечено [другими]. Но когда речь идет о том, что имеет оттенок мужественности и превосходства, например, отмщении, человек старается быть открытым.Ответ на возражение 3
. Как уже было замечено, движение гнева зарождается в разуме, в связи с чем сопоставление противоположностей облегчает суждение разума по той же причине, по какой оно увеличивает гнев. В самом деле, когда обладающий почетом или богатством человек их теряет, потеря кажется большей, чем она есть, из-за контраста, а еще потому что она явилась неожиданностью. Следовательно, она причиняет и большую печаль, как и большое благо вызывает тем больший восторг, чем более неожиданно его обретение. И чем больше возрастает предшествующая [гневу] печаль, тем больше возрастает и [сам] гнев.Раздел 4. Обусловливает ли гнев прежде всего молчаливость?
С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1
. Кажется, что гнев не обусловливает молчаливость. В самом деле, молчаливость противоположна речи. Но возрастание гнева способствует речи, что очевидно на примере трех степеней гнева, установленных нашим Господом, когда Он говорит: «Всякий, гневающийся на брата» и, далее, «кто же скажет брату своему «рака"" и, наконец, «а кто скажет «безумный"" (Мф. 5:22). Следовательно, гнев не обусловливает молчаливость.Возражение 2
. Далее, человек иногда вспыхивает и произносит неподобающие речи из-за того, что не следует распоряжениям разума, в связи с чем [Писание] говорит: «Что город разрушенный без стен – то человек, не владеющий духом своим» (Прит. 25:28). Но, как уже было сказано (3), гнев в первую очередь препятствует суждению разума. Следовательно, в первую очередь из-за гнева вспыхивают и произносят неподобающие речи. Следовательно, он не обусловливает молчаливость.Возражение 3
. Далее, [в Писании] сказано: «От избытка сердца говорят уста» (Мф. 12:34). Но гнев, как уже было сказано (2), в первую очередь обусловливает волнение в сердце. Поэтому он в первую очередь способствует речи. Следовательно, он не обусловливает молчаливость.Этому противоречит сказанное Григорием о том, что «внутри гнев пылает особенно люто, когда не изливается вовне через рот»[868]
.