Сумрачная дама

Впервые с тех пор, как пять лет назад ее глаза упали на эту картину, Эдит могла смотреть на нее в новом свете: в свете работы реставратора. После всех переездов между странами и климатами она боялась, что картину придется стабилизировать. Она наклонилась и внимательно осмотрела в косом свете поверхность картины на предмет трещин и царапин.

Потом она осторожно ее перевернула. Картина была написана на доске из древесины грецкого ореха. В древесине были трещины по вертикали, и микротрещины, и повреждения покрупнее.

– Это вы, – услышала Эдит голос со странным акцентом. – Дама у озера.

Эдит обернулась и увидела перед собой смутно знакомого мужчину. Худой, красивый молодой человек с глазами шоколадного цвета и американским акцентом.

– Я прав? – спросил он с искренним, серьезным выражением лица. – Это вы привели меня к этой картине.

Эдит вчиталась в его нашивку с именем, и ее глаза засветились узнаванием.

– Бонелли! Мистер Б-Бонелли! – запинаясь, воскликнула она. Потом она засмеялась, откинув голову так, что ее каштановые волосы защекотали щеку. Весь ее тяжелый труд все-таки не прошел даром. Она шагнула вперед и внезапно бросилась Бонелли на шею. Он, зашатавшись от неожиданности, сделал шаг назад; тогда она его отпустила. Пытаясь прийти в себя от такого сюрприза, Бонелли провел ладонью по своим волосам.

– Вы герой! – объявила Эдит, глядя, как уголок его рта поднимается в кривой улыбке.

– Зовите меня Доминик. – Он протянул ей руку.

– Я Эдит.

Они обменялись рукопожатием. Рука Доминика была мозолистой, но твердой.

– Как странно – и чудесно – снова вас видеть, мисс.

– В самом деле, – сказала Эдит, не желая отпускать руку этого незнакомца, который за один день сделал для спасения портрета больше, чем сама она за пять лет. – Я должна представить вас моей спутнице, – сказала она, указывая на картину. – Это Чечилия. Но я думаю, вы уже успели познакомиться?

– Уже имел честь.

Эдит снова улыбнулась.

– Она говорит, что смелый солдат спас ее из замка злого тирана.

– Ага, – сказал Доминик. – Вскружил ей голову.

– Ее принц на бронированной машине. – Эдит широко улыбнулась ему. – А теперь моя очередь. Моей работой будет вернуть Чечилию к тому виду, какой ее, должно быть, видел Леонардо да Винчи, когда она ему позировала. – Она бережно дотронулась до рамы.

– Почему вы называете ее Чечилией? – спросил Доминик.

– Люди зовут ей Дамой с горностаем, – ответила Эдит. – Но мы полагаем, что это портрет молодой женщины по имени Чечилия Галлерани, жившей в Милане около пятисот лет назад.

– Мою дочь зовут Чечилией! – сообщил, округлив от удивления глаза, Доминик. Он кивнул на картину. – Она была красавицей.

– Да. – Широко раскрытыми темными глазами Эдит внимательно разглядывала портрет. – И снова ею станет, когда я с ней закончу.

80

Чечилия

Дворец Верме, пригород Милана

Август 1491

Чечилия подняла глаза от книги и увидела в дверях знакомый силуэт. Она узнала бы этого человека где угодно: элегантная фигура, как будто излучающая свет. В руках он нес что-то большое прямоугольной формы, завернутое в синюю бумагу.

Чечилия издала визг и запрыгала по восьмиугольным плиткам пола.

– Cavolo[56]. Все бы мои работы так встречали, – сказал Леонардо и шагнул через порог в тень.

Чечилия рассмеялась.

– Мастер Леонардо. Должна признать, что я счастлива увидеть эту картину, особенно после того, как была уверена, что мне больше никогда не представится случая на нее взглянуть. Но мой восторг еще более вызван тем, что я вижу вас.

Чечилия обхватила обеими ладонями лицо художника и расцеловала его в обе щеки. Вслед за хозяйкой и Виолина принялась носиться у одетых в изумрудно-зеленые чулки ног Леонардо; ее хвост превратился в прыгающий комок белой шерсти.

– Я рад видеть, что вы по-прежнему окружены достойной вас красотой, – сказал он, любуясь большой лестницей и потемневшими фресками на сводчатых потолках дворца Верме.

Чечилия пожала плечами.

– Это не дворец Сфорца, но тут хорошо. Проходите. Вы должны увидеть, как подрос Чезаре. И рассказать мне все про Бернардо, про себя и свои дела. Я так соскучилась по вам двоим!

Они сели в sala grande, светлой комнате, выходившей окнами во внутренний двор, в котором Чечилия тщетно пыталась растить оливковое дерево, как те, что растут в Сиене. Пока ей удалось вырастить всего лишь тоненький хилый прутик. Чечилия рассматривала лицо художника, пока тот разворачивал синюю бумагу, в которую был завернут ее портрет. Можно было подумать, что с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло много лет. Тонкие морщины избороздили его светлый лоб и легли под глазами, а некогда молодое лицо обрамляли жесткие седые волосы. Он как будто выцвел.

– У вас все хорошо, мой друг? – спросила Чечилия обеспокоенно.