Сумрачная дама

В читальном зале пахло так, будто бы он медленно разлагался, все было покрыто толстым слоем пыли. И все же, если не считать реставрационной мастерской, нигде Эдит так не нравилось находиться, как в библиотеке, наполненной ветшающими книгами. При других обстоятельствах она была бы в восторге от перспективы провести тут целый день, взбираясь по стремянкам, чтобы достать с полок обделенные вниманием тома. Это принесло бы ей покой, возможность помечтать. А сейчас ей надо было помалкивать и выполнять приказы. Какой у нее выбор? Скоро она будет дома. В поезде Кай это ей пообещал.

Когда двери библиотеки открылись, Эдит встала возле Мюльмана, который наконец остановился. Они замерли в ожидании.

Вскоре в читальный зал вошел строй военных в длинных сюртуках с пистолетами на поясах. Эдит увидела, как Кай смахнул со своей формы пылинку. Солдаты отсалютовали Каю. Эдит они если и заметили, то виду не подали.

Потом, среди еще одного вихря людей в военной форме, в комнату широким шагом вошел, гремя орденами, хищного вида мужчина. У него были темные зализанные назад волосы, нос походил на острый клюв, а сам он окинул читальный зал зорким взглядом стервятника. Эдит отступила в тень, вжавшись между двух мольбертов.

Новый губернатор Польши, подумала она. Ганс Франк. Это мог быть только он.

– Зиг Хайль! – Он вытянул руку, салютуя Каю.

Кай ответил тем же.

– Губернатор Франк.

Несколько секунд они стояли лицом к лицу, стиснув зубы и глядя друг другу в глаза; оба – широкогрудые, словно огромные нахохлившиеся птицы. Когда они подняли руки в жесте нацистской солидарности, Эдит с трудом узнала Кая – уже немного знакомого ей скрытного, но мягкого и доброжелательного искусствоведа.

После формального приветствия манеры Ганса Франка смягчились. Он протянул Каю правую руку для горячего рукопожатия.

– Друг мой, – сказал он. – Как я рад тебя тут видеть.

Франк стоял достаточно близко к Эдит, чтобы она услышала сильный запах мыла и хвои. Его волосы были такими черными и блестящими, будто бы он их мазал гуталином.

Кай жестом пригласил губернатора Франка пройти с ним к первой картине. Это была выставленная на мольберте небольшая работа французского мастера с изображением идеализированного пейзажа: классический храм в окружении бурной растительности. Группка солдат последовала за ними, а Эдит осталась стоять одна.

Она что, невидимка? Она помедлила, сомневаясь, стоит ли привлекать к себе внимание.

Эдит наблюдала, как губернатор рассматривает своими темными глазами «Портрет молодого человека» Рафаэля. Было видно, что он восхищен. Все его внимание было на Кае: тот подробно рассказывал ему, как была найдена каждая из работ и что делало их достойными сохранения Рейхом.

Несколько солдат лениво стояли у входа в зал, им явно было скучно. Еще несколько человек толпились за спиной Кая и Ганса Франка и слушали, как Кай рассказывает об искусстве. Какой-то солдат протянул руку к одному из портретов, будто бы собирался провести пальцами по поверхности. Эдит сделала было шаг, чтобы остановить его, но он помедлил, убрал руки за спину и отошел.

– Мы не знаем достоверно личности модели, – объяснял Кай губернатору Франку, – но некоторые полагают, что это может быть автопортрет Рафаэля.

Эдит ощутила прилив зависти – чувства, которое она всегда испытывала, видя, что кто-то обладает достаточной уверенностью и талантом, чтобы делиться своими знаниями. Ее отец был наделен таким даром: способностью любого зрителя заставить в действительности увидеть работу такой, какой он раньше ее не видел. Сердце Эдит заныло при мысли о том, что его блестящий ум теперь так жестоко деградировал, а потом радостно сжалось в надежде, что скоро она увидит отца.

Губернатор Франк внимательно разглядывал каждую картину, восхищенно кивая. В конце концов он остановился перед «Дамой с горностаем». Кай замолчал, давая ему время проникнуться картиной. Эдит поежилась от того, как губернатор смотрел на «Даму». Это был голодный, потребительский взгляд, взгляд одержимого коллекционера. Она много раз видела такой на лицах множества коллекционеров и людей, мечтающих ими стать, когда те изучали галереи Пинакотеки.

– Эта картина считается первым современным портретом, – начал Мюльман. – Да Винчи изобразил модель не в профиль, как тогда было принято в портретах, и не идеализированной мифической женщиной.

Когда Эдит услышала свои слова из уст Мюльмана, сердце ее забилось чаще. Собирался ли он приписать себе ее сведения о картине? Она почувствовала, как краснеют ее лицо и шея. Как он смеет присваивать ее исследования, знания, которых у него могло бы и не быть, если бы она не подала ему на блюдечке эти самые слова?

– Вместо этого да Винчи вышел за рамки традиций. Он изобразил фаворитку герцога такой, какой она, возможно, была при жизни.

– Где вы ее нашли? – перебил его Франк требовательным тоном.

Кай резко замолчал, явно раздраженный тем, что его перебивают, не давая поделиться новообретенным знанием.

– Наша дорогая фройляйн Бекер обнаружила ее в схроне, найденном во дворце Чарторыйских.

– Фройляйн Бекер, – сказал губернатор.