– К шисовым дыссам драный Конвент. Ты… мы с тобой вместе… Они не сунутся в Валанту… ты будешь отличным королем, я – твоим придворным, Мертвый дери, магом… Шуалейда – королевой. Нашей королевой, Дамиен.
– А как же свобода, равенство и… – Дайм хотел с насмешкой, а вышло с тоской.
– В Бездну братство, – прорычал Бастерхази. – Трое, Дамиен, нас может быть трое.
Дайм дрогнул от того, как шисов темный произнес его имя. С какой страстью. Так просто поверить, правда же? Темный мозгокрут, не зря Парьен предлагал амулет… или зря? Трое – свет, тьма и сумрак… шис… это даже не Конвент-радуга, это… даже у Ману в школе Одноглазой Рыбы не было сумрачного шера…
– Ты с ума сошел, Бастерхази. – Дайм попытался его все же оттолкнуть, но руки сами вцепились в его плечи, не желая отрываться.
– Ты давно мечтаешь показать шисовы хвосты своим братцам… – горячечно шептал Бастерхази. – Ну же, светлый, подумай головой! Головой подумай… хочешь, забирай Ристану себе… ну?
– Что ну, кретин ты темный? Хочешь ритуал Ману? Веришь, что эта дрянь сработает как надо, а не разнесет здесь все, как в Ирсиде? Еще одни Багряные Пески, твою мать!
– К Мертвому ритуалы, Пески и Конвент! Всех к Мертвому! Нам хватит силы без всяких ритуалов, ты же видел, ты же сам видел…
О да. Еще как видел. И чувствовал. Пил дармовую силу, прекрасную и первозданную, как в день, когда родились Драконы. И отдать ее, эту силу – темному шеру? Тому, кто полсотни лет проучился у Темнейшего Паука? Сумасшедшему маньяку? Хотя почему отдать-то, взять самому, снять к шисовым дыссам печать…
Острая, словно раскаленный прут, боль прошила его насквозь, до искр из глаз, до стона через закушенную губу. Нельзя было думать о печати, какой же он дурак, злые боги, какой же!..
Додумать эту ценную мысль Дайм не успел. Его закушенной губы коснулись горячие пальцы, вытягивая его боль.
Без ошеломляющей боли в голове вдруг стало легко и пусто – ровно настолько пусто, что единственный вопрос «почему бы и нет?» словно повис под куполом черепа, написанный горящими буквами… Боги, какой же бред…
– Дайм… – выдохнул Бастерхази, внезапно – мягко, почти нежно.
К шисам. Он просто не будет ни о чем думать. Вообще. Ни ритуалов, ни печатей, ни-чего! Достаточно просто ощущать чужие руки на своих плечах, биение чужого сердца и послушную, ласковую тьму. И почему-то безумно захотелось тоже назвать темного по имени:
– Роне.
Странно, непривычно. Правильно. Словно на самом деле они – братья, а не враги. Словно нет ничего естественнее, чем вот так сидеть, прислонившись головой к плечу темного шера.
В пустой голове порхали какие-то глупые обрывки мыслей, а тело – тело наслаждалось и пело. Каждое касание света к тьме, кожи к коже, осторожное, словно к незнакомому артефакту, к шкатулке с чумой… Темный Бастерхази, Роне, чума и холера… полет и пламя… мягкое и уютное, словно камин осенним вечером, словно…
Бездна. Ему в спину дышит Бездна, а они оба стоят на самом краю и смотрят вниз, в бездонную изначальную тьму. И Дайм знает, что там – нет ничего. Никакой страшной Бездны. Только Свет и Тьма, Брат и Сестра – два лика единого целого, как он сам и…
– Совсем не страшно, Роне, там совсем ничего нет, – поделился он со своим темным братом самым важным открытием…
И провалился в сон.
Наверное, если бы Дайм не уснул, он бы услышал, как Бастерхази сказал:
– Спи, Дайм, мой светлый шер. Спи. У нас… могло бы получиться…
Может быть, Дайм бы даже почувствовал, как Бастерхази укладывает его рядом и накрывает одеялом.
Но наверняка бы решил, что ему примерещилось.
Глава 17
Шер предполагает, а император располагает
…множественные смерти светлых шеров явились результатом невежества и истерии. Трактат Ману «О свободе», содержащий весьма спорные идеи, послужил катализатором возмущения и рецептом чуда. Впавшие в панику темные шеры ничего в нем не поняли и попытались использовать неточные формулы без малейшей попытки вникнуть в их суть. И вот закономерный итог. Темные шеры шантажом и пытками принуждали светлых шеров к ритуалу и обвиняли в неудаче кого угодно, кроме самих себя…
Зря Дайм надеялся, что хотя бы возвращение в Метрополию будет спокойным. После дипломатических танцев с Бастерхази и Аномалией ему как никогда требовалось хоть несколько дней тишины. Просто подумать. Без давления, искушений и прочего, на что темные шеры такие мастера.
Особенно на искушения. Корона Валанты – шис бы с ней, Дайм никогда не хотел взваливать на себя такую ответственность и готов был примириться с ней только ради Ристаны. Но вот свобода… Горячечный шепот Бастерхази уже третьи сутки преследовал его: свобода, мой светлый шер, свобода!