«Замри! И не руби с плеча. Бертран тут же доложит отцу, а отец очень серьезно болен. Почти при смерти. Что с ним будет, если он узнает, что его старшая дочь пыталась убить его сына?»
«Ристана должна ответить!»
«Она ответит. Я обещаю. А ты обещай, что о покушении никто не узнает. Только ты, я и Герашаны. И Зако, но с него придется взять клятву о неразглашении, иначе он вынужден будет доложить полковнику Бертрану, и тогда мы приедем аккурат на похороны отца».
Ругательства Кая в адрес Ристаны и ее прихвостней Шуалейда слушать уже не стала. Она знала: брат поругается, успокоится и будет действовать здраво. Как и положено будущему королю.
Шуалейда продержалась до того момента, как Энрике уложил бесчувственного юношу на кровать Каетано, а Бален закрыла двери прямо перед носом любопытствующей толпы. Она даже успела потребовать со всех присутствующих клятву о неразглашении.
Даже ее получить.
И позорно разрыдалась, осев на край кровати.
Она не собиралась рыдать. То есть собиралась, но не по-настоящему же! Ей надо сначала дожать барона Наба… вот только успокоить дыхание, вытереть слезы, и…
— Шу, ну что ты, все уже хорошо, все хорошо! — Кай обнял ее, прижал к себе.
А на Шу внезапно нахлынули воспоминания, которые она почти сумела похоронить. Олойское ущелье, зурги и смерть, подступившая к самым стенам крепости. Она сама, ставшая смертью.
— Не хочу… Кай, я не хочу, чтобы кто-то еще умер! Я не позволю!..
— Ваше высочество, ведь ничего ужасного не случилось, — подал голос оглушенный выплеском ее эмоций барон Наба.
— Не случилось?! Этой ночью чуть не погиб мой брат, мой Кай! Вы… если бы видели… этот убийца… — Она снова разрыдалась, не в силах даже говорить.
Кажется, барон Наба дрогнул — а может быть, ей только показалось. Сейчас ей было все равно. Лишь бы только больше никого не убивать…
Вместо нее о покушении на Каетано рассказал Энрике — кратко, без лишних подробностей и обвинений. А Шуалейда все пыталась успокоиться и снова забыть мертвых зургов, ураган, перепуганных солдат и собственную жажду. Кажется, она сквозь слезы жаловалась, что не хочет больше убивать, никого, никогда… что она — не темная, она не хочет…
— Ты не виновата, Шу, — утешал ее Кай. — Ты убила зургов, но спасла наших подданных! Вот, смотри, барон и его сын живы только благодаря тебе! Ведь баронство Наба — рядом с Олойским ущельем, зурги бы разорили его подчистую! А что было бы с одаренным шером Наба-младшим, попадись он в лапы зуржьих шаманов, страшно даже подумать!
Шу только успела подумать, что Кай — молодец, надо дожимать проклятого барона. И плевать, что она своим вмешательством и этой истерикой наверняка покалечила его психику. Связь-то не разорвана, и что сейчас барону отчетливо видятся все страхи Шу, только применительно к его собственной семье…
Эти соображения помогли Шу взять себя в руки и начать мыслить здраво, несмотря на слезы ручьем и всхлипы.
А вот барон Наба разрыдался. Напор эмоций смыл все наносное — расчеты, самооправдания, даже гнев — и оставил чистое раскаяние. До него дошло, что он не просто предал собственного короля, но и отплатил черной неблагодарностью тем, кто спас его семью и его земли. И что только волей богов не случилось непоправимое!
— Мне нет прощения, сир… — Наба бросился в ноги Каетано и принялся каяться.
Искренне.
Наверное, Шу стоило порадоваться: чудо свершилось. Но у нее не получалось. Слишком тяжело ей далась эта проклятая интрига. Первая, всего лишь первая! Ведь они с Каем даже не успели добраться до столицы, а их уже пытаются убить.
По счастью, ее участия пока не требовалось. Все нужные слова сказал Каетано. Нет, он не простил барона и не кинулся ему в объятия — он Суардис, а не томная экзальтированная барышня. Как и положено будущему королю, Каетано высказал барону все. И о позоре древнего рода, и о преданном доверии, и об ответственности перед собственными детьми. Ведь его сын — светлый шер, он приносил присягу Суардисам перед лицом Двуединых!
— Мануэль не знал, ваше высочество, клянусь, мой сын не виноват! Я один… я отвечу за все!.. Пощадите мальчика!..
Наконец-то слезы Шуалейды сменились здоровой злостью.
— Вы серьезно, барон? Серьезно думаете, я бы спасла… Мануэля… — Она запнулась перед именем младшего Наба. Хорошо, что она узнала его сейчас, а не перед дуэлью, человека с именем убить гораздо сложнее. — Спасла, чтобы отправить на плаху? Ваш сын не виноват, что его отец — предатель и дурак!
Она снова всхлипнула и зло утерла слезы белоснежной вышитой перчаткой, перепачканной кровью Мануэля Наба. Имени самого барона она не помнила и помнить не хотела. Предатель — он и есть предатель.
— Неужели вы рассчитывали на благодарность Ристаны? — продолжил вместо нее Каетано. — Она — Суардис. Она не оставляет предателей за спиной. Не удивлюсь, если гильдия уже приняла заказ на вас.
— Разумеется, приняла, — кивнул Энрике. — Барон должен был умереть сразу после вас, сир. Гильдия практична, оба заказа достались одному мастеру теней.