Сумрачный гений III рейха Карл Хаусхофер

С надеждой на последующее сотрудничество, твой старый друг Рудольф Гесс.

Письмо Альбрехта Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

23 ноября 1934 года

Дорогой господин Гесс!

Едва я только выслушал Ганса Конерта [31]и соответствующим образом информировал его, как раскрываю сегодняшний номер «Народного обозревателя» и с великим сожалением для себя обнаруживаю, что мои надежды относительного польского вопроса оказались призрачными. Одностраничная статья в сегодняшнем выпуске «Народного обозревателя» и изложенная в ней позиция полностью противоречат принятому Вами вчера решению. Если в среду речь шла о репортаже одного из корреспондентов, то сейчас речь идет о редакционном материале официального партийного печатного органа. Едва ли есть необходимость описывать возможные последствия этого.

После этого инцидента хотелось бы надеяться, что после Вашего вчерашнего решения в нашей сфере деятельности наступят мир и порядок. Для этого считаю необходимым осуществить два следующих мероприятия.

На страницах «Народного обозревателя» должна появиться совершенно объективная статья о целях и задачах «Немецкого объединения» в Западной Пруссии, которая должна стать противовесом материалам, ранее появившимся в «Народном обозревателе». Предполагаемый материал не должен содержать в себе полемических колкостей и не должен вызывать внешнеполитических сомнений, так как деятельность «Немецкого объединения» была санкционирована польским правительством. Для публикации подробного рода материала необходим Ваш авторитет, так как в свете событий последних недель едва ли «Фольксдойче Совет» может обладать достаточным влиянием на редакцию «Народного обозревателя».

Нужно распространять по партийной прессе строгое предписание воздерживаться от репортажей, посвященных внутренним отношениям в немецких этнических группах.

Я знаю, что у Вас сегодня рабочий день полностью расписан, поэтому попытаюсь с Вашего согласия позвонить завтра рано утром.

Альбрехт Хаусхофер.

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

Начало февраля 1935 года

Дорогой Рудольф, поскольку уже третий день как я выведен из строя чем-то вроде гриппа, то врач сегодня мне прописал строгий постельный режим. По этой причине письмо я диктую своей супруге. К сожалению, это настолько серьезная информация, что я нехотя вынужден отвлечь тебя от отдыха. Прошу к ней отнестись так же обстоятельно, как и я, когда ее диктовал. Приложенное к письму сообщение моих берлинских сотрудников доказывает, что мы сейчас стоим на пороге принятия тяжкого и жесткого решения. У меня так неспокойно на душе, что был вынужден сообщить в Рим, что останусь в Германии. Мне бы пришлось это сделать, даже если бы я не заболел. Я не могу отправиться туда, пока не будет принято окончательное решение. Пока же я следую рекомендациям врача. Хочу быть непременно здоровым к тому моменту, когда ты вернешься из гор. Мы должны будем расставить все акценты.

Ты знаешь, насколько несложно мне подать в отставку со всех постов. Ты также знаешь, что меня нисколько не заботят проблемы личного честолюбия. Тебе должно быть ведомо, что только забота о нашем деле заставляет меня оставаться на службе. Это — понимание всей ответственности за народнополитическую деятельность, что не присуще ни Боле, ни Йорку [32]. Твой же старый друг проявляет истинную заботу об этом деле, так как уверен, что должен уйти в историю именно в этой роли. Однако и то и другое вынуждает меня обратиться с просьбой о принятии однозначного решения.

Я не делаю к берлинским бумагам никаких преамбул. Это обстоятельство говорит само за себя. Боле и Йорк намереваются саботировать поощрение тех, кто уже полгода оказался в орбите нашей политики. Они сознательно бросают на произвол тех людей, которые поддержали нас, несмотря на личные жертвы, которые они понесли в интересах общегерманского дела. Должно ли мне быть стыдно за мои прошлые действия, из которых я не могу больше воспринимать себя старым солдатом? Можно ли бросать людей, которые и без того находятся в затруднительном положении?