Я надеялся, что не буду беспокоить тебя еще долгое время. Однако направляю два приложения, которые не терпят никакого промедления. Одно из них касается визита в Берлин очень важного министра Октавиана Гоги[35]
, главы румынской Национально-христианской партии. Его сопровождает весьма талантливый профессор Йон Сан-Гиоргиу. В настоящее время они находятся в доме пастора в Карлсбаде, где до 23 июля ожидают ответа. 30 июля оба этих господина направляются в Берлин, где, возможно, хотели бы встретиться с фон Риббентропом в отеле «Эспланада». Об аудиенции у фюрера будет ходатайствовать румынский посол. Он очень опасается того, что на своих плечах могут принести эти двое. Сан-Гиоргиу утверждает, что в Румынии в ближайшее время может смениться правительство. Это может привести к изменению румынской внешней политики. Гога отказался заключать пакт с Россией и намерен начать выступления против Леона Блюма[36]. Как видишь, эти люди готовы на очень многое, а потому имело бы смысл организовать у нас их встречу с ключевыми политическими фигурами. Это первая проблема.Вторая относится к моему пожеланию, чтобы ты (когда выдастся свободное время) ознакомился с весьма благоразумным меморандумом одной из австрийских рабочих групп. Она высказывает некоторые идеи, которых так недостает тебе. Только постарайся, чтобы этот документ не попал «не в те руки».
Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу
Дорогой Рудольф!
Два дела вынуждают меня в очередной раз помешать твоему отдыху. Оба дела — служебные. Однако одно из них совершенно не касается моей деятельности. С него и начну. Ты найдешь приложенным к письму наброски и фотографии архитектурных форм, которые Советы планируют представить на Парижской выставке 1937 года, как раз напротив германского павильона. Это настоящий культурно-политический вызов! Поскольку это является вызовом, то считаю необходимым дать достойный ответ, который бы не ограничивался художественными моментами. Обрати внимание фюрера на двухстороннее обрамление моста в Йене, чтобы можно было понять суть внешнего культурно-политического противостояния. Вероятно, ты припомнишь достойного градостроителя, внимание которого обратишь на присланные мною вещи.
Другой вопрос касается моей отставки, в которую я намерен подать 1 октября. Этот шаг стал неизбежным результатом внутренней штабной войны, которая едва ли позволит сохранять доверительные отношения. Я знаю, что в НСДАП недоброжелательно относятся к противостоящим мне господам: доктору Тирфельдеру, майору Фену и неуклюжему в своих действиях д-ру Йобсту. Они смогли заручиться поддержкой Малого Совета (к сожалению, даже Брукмана), который я всегда рассматривал как опору своей деятельности. Мне ничего не остается, кроме как подать в отставку. Несмотря на помощь Родде и его усердных помощников, которые предприняли просто нечеловеческие усилия, [ «Немецкую Академию»] так и не удалось сделать политическим инструментом Третьего рейха.
К нынешнему штабу я не имею ни малейшего доверия, а потому вынужден отказаться от какого-либо сотрудничества с ним и буду рассчитывать только на самого себя. Оставляя эту должность, могу лишь дать тебе совет — поручи какому-нибудь способному человеку беспощадную унификацию [ «Немецкой Академии»], с соответствующим изменением состава ее руководства. Для данной роли лучше всего бы подошел Родде, который сведущ в этих делах. «Немецкая Академия» могла бы принести много пользу, но, к сожалению, только в случае, если произойдет смена генерального секретаря, директора и референта по работе с прессой. Родде в этом мог бы помочь партайгеноссе Шмидт, под их руководством можно было бы также использовать д-ра Вайснера. Сам же я более не могу продолжать сотрудничество с мюнхенским руководством [ «Немецкой Академии»].
Судьба отвела мне весьма подходящий час для прекращения работы. Я сравниваю это с событиями в университете… Опыт, который я приобрел в «Немецкой Академии», очень тяжелый. Ты знаешь, как я ратовал за этот проект, как я старался спасти эту идею от бездарных служащих. Оказалось, что я могу отнюдь не все. Мне горько признавать, что, наверное, было бы лучше, если бы Академию сразу же унифицировали под началом ничтожного гимназического учителя, который захватил ее сейчас. Однако я был склонен относиться к людям лучше, чем они того заслуживали. Моя деятельность и мой идеализм оказались несовместимыми…
Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу
Дорогой, почтенный друг!