Сумрачный лес

Казалось, прошла целая вечность с той минуты, когда он первый раз хотел спрыгнуть со стены. К счастью, ничто не возвещало о новых задержках, и Бульрих мягко приземлился на песчаник. Сделав несколько шагов, он подошел к противоположной стене и даже не стал искать удобно расположенных корней, на которые было бы удобно опереться. Состояние брюк его уже не волновало. Пыхтя, он подтянулся, вцепился в первый же согнутый корень орешника и вскарабкался на стену.

Оттуда, между стволами орешника, ясенем и ежевикой – вторая защитная стена ничем не отличалась от первой, – открывался вид на луг до самого горизонта. Черная кромка леса вырисовывалась темной, густой тенью приблизительно в четырех сотнях шагов от Бульриха. Он не стал задерживаться, а сразу же спустился по ту сторону живой изгороди и пристально огляделся. Ему показалось, что он пересек невидимую границу.

Из Зеленого Лога донеслись далекие детские крики, очень тонкие, но отчетливые в застывшем воздухе. Бульрих на мгновение вспомнил свой сад и прохладный уголок на скамейке под бузиной. Голоса квенделят смолкли, и Бульрих встряхнулся, словно очнувшись от сна. Затем он бодро зашагал вперед. В этот день картограф был полон решимости – отныне никто и ничто его не остановит!

Глава вторая Сумрачный лес

Вам наверняка знаком темный, часто мрачный лес, где в беспорядке смешиваются лиственные и хвойные деревья, обломки камней и поваленные стволы, ковер из мха и колючей травы, которая скрывает валуны, цепляет одежду, царапает кожу и не дает двигаться вперед.

Пауль Герман

Луг поло0го спускался к опушке леса. Бульриху показалось, что здесь распустилось меньше цветов, чем за прогулочной дорожкой у Зеленого Лога. Насекомые тоже куда-то исчезли. Во всяком случае, ни голубоватых бабочек, сопровождавших его раньше, ни стрекоз, ни шмелей он больше не видел.

– Чушь, просто совпадение, – подбадривал себя Бульрих.

Солнце по-прежнему светило на безоблачном небе, но опушка леса, которая с каждым шагом становилась все ближе, не казалась светлее. Темная стена деревьев будто поглощала свет яркого дня. Бульрих вспомнил то немногое, что знал о лесе, и понял: ничего хорошего на ум не приходит. Нечто безымянное накрывало дремучую чащу непроницаемым пологом страха и трепета.

Бульрих стиснул зубы. Шагая смело и решительно, он все же чувствовал, как ужас сжимает его сердце. Когда до леса оставалось около пятидесяти шагов, он остановился и потер нос указательным пальцем. Попытался было со своего места хоть что-нибудь рассмотреть, но это ему не удалось – исполинские деревья на опушке казались неотделимыми от лесной чащи. Заросли подлеска и кустов еще сильнее закрывали обзор.

– Клянусь сморчками, непростое дело ты затеял, старина Бульрих Шаттенбарт, – сказал он вслух, замечая, что его голос звучит грубо и хрипло.

Едва эти слова прорезали зловещую тишину, квендель вздрогнул и настороженно огляделся. На мгновение у Бульриха возникло неприятное ощущение, будто из чащи на него кто-то смотрит. Может быть, смотрел сам проклятый лес, такой враждебный и неприветливый, что Бульриху внезапно расхотелось ступать под его мрачные своды, мимо поросших мхом гигантских стволов. Но если кто-то и наблюдал за ним, то он не выдал себя ни единым звуком. Ни хруста сухой ветки, ни шороха листьев не доносилось до навостренных ушей Бульриха. Было очень, очень тихо.

Квендель запретил себе думать о «мертвой тишине», но все равно в голове его мелькнуло: «В лесу, который настроен по-доброму, было бы больше звуков».

Он уже соскучился по ободряющему пению птиц и по всему привычному шуму, который обычно можно услышать вблизи леса. Шелест ветра в верхушках деревьев, шорох множества листьев и веток или тихое потрескивание в подлеске, когда по нему пробирается какой-нибудь зверь. Лихорадочно блуждающий взгляд Бульриха задержался на огромной ели с потрескавшейся корой и покрытыми мхом ветвями. Она была неизмеримо высокой. Казалось, если исхитриться и окинуть взглядом ствол от земли до самой верхушки, закружится голова. Все деревья: будь то ель, пихта, бук или дуб – все были огромными, грозными и древними.

– Ага, смешанный лес, – пробурчал квендель, решивший шепотом разговаривать сам с собой. Трезвое это замечание осталось без ответа, и Бульрих нашел в себе силы успокоиться. Он пошарил в карманах в поиске березовых свитков и древесного угля.

– Начать, конечно, можно и отсюда. Не спеши, старина Шаттенбарт, – пробормотал он про себя и сделал несколько пометок на первой бересте.