Сумрачный лес

Пирмин увидел, как они оторвались от земли, когда над ними пронеслись первые облака. Сначала прыгнул большой волк, а за ним одним плавным движением последовали все его дикие собратья. Но ни одна лапа не коснулась травы прибрежных лугов. Вся стая взметнулась вверх на крыльях бури, и бешеными скачками понеслась вперед. Там, наверху, они казались сотканными из тени и воздуха и в то же время оставались чем-то большим. Пирмин увидел зияющие пасти, оскаленные зубы, увидел, как напряглись их спины, когда лапы потянулись ввысь. В непреодолимом изумлении одинокий квендель взирал на это безумное зрелище. Он ни на секунду не сомневался, что этим тварям под силу снова спуститься с высоты с той же легкостью, с какой они взмыли в облака. Мгновение – и они будут над ним, и первым – огромный волк с болота. Пирмин уже не смел отвернуться. Пошатываясь, он попятился к хижине, глядя в небо и раскинув руки навстречу порывам ветра. Отчасти для того, чтобы устоять на ногах, но, скорее, благоговейно приветствуя смерть.

Это мертвецы, думал он теперь, ибо что еще могло быть там, наверху, кроме Дикой Охоты, которая грозила обрушиться на Холмогорье из грозовых облаков. Несмотря на путаницу в речах, Фендель Эйхаз всегда знал, о чем говорит. И Пирмину казалось, что в реве и грохоте узнаются звуки диких голосов и песня с болота – охотничья песня, как называл ее отшельник:

И охотник он великий,
Черных воронов владыка,
Крыс и сов, волков, джейранов,
И мокриц, и тараканов.

Покажется ли теперь он, о котором среди квенделей не знали ничего, кроме того, что одно имя его приводит в безымянный, неописуемый ужас?

Споткнувшись о последнюю кочку, Пирмин влетел на небольшую полянку перед убежищем отшельника как раз в ту минуту, когда над ним появились волки. Звери спускались на землю стремительно, как стрелы, – вниз, круто вниз, готовые разорвать беспомощное существо, которое тянулось к ним в безумном отчаянии. Пирмин не видел ничего, кроме несущегося на него потока тел. Ну вот его и настигли…

Пошатываясь, он попятился назад и ударился о дверь хижины отшельника. Едва прикрытая створка мгновенно распахнулась. Пирмин упал в прохладную темноту хижины, и у него хватило ума навалиться на дверь изнутри. Замок щелкнул.

Снаружи доносились жуткие звуки: яростные вопли смешивались со злобным рычанием, а острые когти царапали дубовые балки входной двери. Пирмин прижался к ней спиной, гадая, выдержит ли она натиск. Волки рыскали вокруг дома. В окна ветхой хижины Пирмин видел, как блестят их глаза и зубы.

Стропила затрещали: кто-то скакал по крыше, пытаясь попасть внутрь, но тщетно.

Пирмин не мог объяснить, почему дикой ватаге не удалось до него добраться, но наконец, к его безграничному удивлению, все закончилось. Рев в последний раз наполнил маленький двор – стремительно пронесся над кривым фасадом и провалившейся крышей развалюхи у реки. И стало тихо.

– Фендель? – спросил Пирмин, глядя в окружающую его темноту. – Траутман? Вы здесь?

Ответом ему была тишина. Так тихо бывает только в пустом доме.

Прислонившись спиной к двери, Кремплинг очень медленно сполз вниз, пока не оказался на плотно утрамбованном глиняном полу.

Глава девятая С небес и из-под земли

Крылья вечер тихо расправляет,

Жуткий, громкий шелест в листьях слышен,
Облака, как сны, ползут все выше.
Что же этот сумрак означает?

То, что было этим вечером устало,

Завтра вдруг проснется с новой силой.
Берегись же! Ночь в свой сумрак поглотила
Безрассудных путников немало[13].

Йозеф фон Эйхендорф

Примерно в то время, когда Пирмин и Фендель пытались помочь Траутману на краю бесплодной пустоши, на небольшую группу искателей обрушилась буря. Налетевший неизвестно откуда, после первых сильных порывов ветер обрушился на них с такой силой, что никто, даже Одилий Пфиффер, не знал, в какую сторону повернуть. Было только два выхода: бежать, пока можно устоять на ногах, или спрятаться, пока не закончится самое страшное. Одно казалось не лучше другого, ведь путь к живой изгороди был долгим и без всякого укрытия, а буря только набирала силу. Представить, что получится подняться по склону, было невозможно.

В такие минуты инстинкт советует квенделю как можно быстрее спрятаться, найти любое укрытие, но все, а не только старый Пфиффер, знали: бежать по земле, по которой раньше не ступал, – путь к гибели. Искать укрытие в Сумрачном лесу было бессмысленно; безопасного уголка там не найти, а сейчас и подавно – лес медленно, но неуклонно пробуждался, приходил в движение, и не только из-за бури.

Сумрачный лес словно доказывал: ему дали неверное имя.