Сундук истории. Секреты денег и человеческих пороков

Увы, риторический — во время написания мемуаров — вопрос академика теперь вновь актуален. Россия ещё не вполне крепостная (хотя положение работников градообразующих предприятий — особенно узких специалистов, привязанных к конкретным технологиям — мало отличается от прикрепления к земле). Но уже в заметной мере капиталистическая. И относится к своим нынешним ресурсам примерно так же, как помещики Родионовы к вековым лесам.

Всё ещё не забыт закон о государственном предприятии,[155] проведенный Николаем Ивановичем Рыжковым в бытность его Председателем Совета министров СССР. Бывший директор Уралмаша — завода заводов — хорошо помнил, как сковывали его инициативу предписания высшего начальства, и предоставил коллегам права, практически не ограничиваемые никем и ничем. Но запамятовал: не все директора конца 1980-х вполне соответствуют моральным нормам времён его собственного пребывания в Свердловске. А главное — сами времена изменились. В результате едва ли не каждый завод в считаные месяцы оброс десятками дочерних и партнёрских кооперативов — номинально самостоятельных, фактически аффилированных. К ним продукция уходила по заниженным ценам, чтобы прибыль от последующей продажи оставалась за пределами заводской кассы (схема взаимодействия ЮКОСа с прочими членами группы «МеНаТеП» — Межотраслевые научно-технические программы — отработана задолго до начала нефтебизнеса Ходорковского). Порою перепродавалось и сырьё (под лозунгом «от нашей работы оно только подешевеет»), оставляя предприятие вовсе без работы, зато избавляя директора от забот о поддержании многосложной трудовой жизни.

Массированная чубайсовская приватизация 1993-94-го объяснена именно желанием прекратить ползучую рыжковскую. Но обернулась очередной волной хищничества. Теперь уже не только сырьё и продукция, но и само производственное оборудование распродавалось по цене металлолома, а то и впрямь шло в лом. Сейчас то и дело сносятся сами производственные здания, уступая место жилью, офисам или даже автостоянкам. Громадный капитал, накопленный усилиями нескольких поколений, сожжён на шадрик.

Не одна Россия прославилась самоубийством экономики. В прибалтийских республиках и Галичине (восточном склоне Карпат, где коренные жители искренне считают именно себя украинцами) уничтожено практически всё созданное в имперское и советское время и хоть как-то связанное с промышленным производством.[156] Здания, иной раз простоявшие уже век и готовые дожить чуть ли не до четвёртого тысячелетия, в лучшем случае превращены в склады транзитного импорта: при нынешнем развале экономики без него не обойтись ни в одном постсоветском уголке.

Сходная картина и в странах, раньше входивших в Совет экономической взаимопомощи, а ныне поглощённых Европейским Союзом. «Старой Европе» они нужны не в качестве производителей: там и своих девать некуда. Их экономическая роль нынче — поставка дешёвой рабочей силы (вспомним хотя бы страх рядовых французов перед легендарными «польскими сантехниками») и поглощение избытка европейских товаров. До поры до времени последний пункт оплачивался распродажей наследия социализма, затем — кредитами от той же «Старой Европы», таким окольным способом поддержавшей своё производство. Теперь — в разгар кризиса — даже шадрик не продать, и «Новая Европа» балансирует между голодом и банкротством.

Даже там, где не только рядовые граждане, но и управленцы готовы нормально работать, это зачастую невозможно. Хозяйственные связи и технологические цепочки разорваны не только на границах постсоветских государств, но и внутри каждого из них. Иной раз достаточно закрыть один завод, чтобы многие десятки смежников оказались парализованы.

Среди предприятий, скупленных (не только отечественными, но зачастую и зарубежными хищниками) на шадрик, немало высокотехнологичных. Новая ракета «Булава» через раз летает, по выражению ракетчиков, «за бугор», ибо изрядную часть комплектующих для неё делают в новых местах, где все тонкости приходится осваивать с нуля.[157] Поневоле усомнишься в классическом совете: не искать злой умысел в том, что объясняется обычной глупостью.

В конце концов основную массу российской промышленности и едва ли не всю науку пережгли на шадрик. Даже самые рьяные мастера этого метода хозяйствования — рейдеры — несколько угомонились (в связи с чем принят наконец закон, несколько затрудняющий простейшие и поэтому давно вышедшие из массового употребления технологии рейдерства). Настало время строить новый лес заводов и институтов.

На новый лес тут же нашлись новые шадрикожоги. Теперь — орудующие законодательным инструментом. Каждое слово о необходимости сокращения регламентации хозяйственной активности сопровождается делом — рождением десятков новых ограничений. Зачастую противоречащих не только здравому смыслу, но и друг другу.