Сундук истории

Хозяйственные успехи Путина не чета зимбабвийским. Правда, основная их доля порождена рекордно выгодной сырьевой конъюнктурой: со всеми поправками на инфляцию нефть сейчас едва ли дешевле, чем в разгар войны Ирака с Ираном или накануне «Бури в пустыне». Но всё же следует признать: очередной экономической удачей мы распоряжаемся ощутимо умнее, нежели, к примеру, в брежневские годы — тогда шальные нефтедоллары частью проели (что сейчас помнится как блаженная эпоха застоя), частью растратили на поддержание нескольких десятков правителей, включая откровенных людоедов, только за их красивые обещания идти по пути социализма. Увы, сырьевое счастье не бывает долговечно. Но хоть сегодня у Путина нет причин опасаться мести оголодавших подданных — значит, и демократия ему не так опасна, как Мугабе.

Конечно, многие российские чиновники склонны к грабежу немногим меньше ветеранов Мугабе. Но Путина скорее всего выручит российская поговорка «не страшен царь, а страшен псарь». Ельцину приписали ответственность даже за многие деяния, совершённые явно против его воли. Путина же народ считает не виновным ни в каких преступлениях и ошибках даже тех, кого назначал лично он, ни с кем не деля ответственность.

Разумеется, весь авторитет Путин постарается использовать для поддержки будущего преемника — как Ельцин когда-то поддержал его. Учитывая разницу рейтингов, поддержка скорее всего станет эффективнее ельцинской.[133] Но традициям демократии это никоим образом не противоречит. Рейган в 1988-м поддержал Буша, Клинтон в 2000-м — Гора. Рейгану повезло, ставка Клинтона не сыграла — но никто не усомнился в их демократизме.

А вот свободы слова при Путине и впрямь стало куда меньше, чем при Ельцине. Да и многие общественные организации потеряли былую вольность манёвра. Но, честно говоря, чего-то подобного и следовало ожидать. Свобода действовать возможна только вместе с ответственностью за последствия действий. В первые годы любой революции механизмы, обеспечивающие ответственность, всегда нарушены. Это порождает иллюзию вседозволенности. Зато потом приходится ответить каждому, за всё и сразу.

Замечу: все эти уважаемые звенья общества нужны прежде всего для контроля за властями — а заодно и друг за другом. Но про взаимоконтроль они, увы, давно позабыли. Власть же в условиях примитивной сырьевой экономики нуждается в минимуме надзора. Его и нынешние остатки свобод обеспечат.

Итак, зимбабвийская болезнь у нас если и есть, то в легчайшей форме. И причин для обострения не предвидится.

Сырое величие

Диагноз, поставленный Илларионовым, следует признать заметно преувеличенным. Названные им экономические болезни или проявляются в России в минимальной степени, или вообще не могут быть признаны болезнями, а являют собою лишь неугодные Илларионову (как и многим другим политикам, сделавшим демократию своей профессией), общепринятые нормы.

Единственное серьёзное исключение из общей пристойной картины — нидерландская болезнь. Доля сырья в российском валовом продукте и впрямь велика. И что ещё хуже — фактически отсутствуют не только планы снижения этой доли, но и отчётливое понимание, почему её необходимо снижать.

Более того, многие отечественные политики считают сырьевое изобилие главным козырем страны. Даже президент провозгласил одной из первоочередных задач превращение России в великую энергетическую державу.

Между тем ещё ни одна держава не стала — и даже не осталась — великой исключительно благодаря экспорту сырья.

Спикер британского парламента доселе сидит на мешке с овечьей шерстью — символе основы экономического могущества Англии. Страна и впрямь несколько веков развивала экспорт шерсти. Но экономическое могущество пришло, когда власть разрешила экспортировать не сырую шерсть, а только продукты её переработки — пряжу и ткань. Самый же бурный рост британской промышленности начался как раз тогда, когда прядильные и ткацкие фабрики, натренировавшись на местном сырье, перешли на импортное — хлопок.

Главным экспортёром хлопка — а заодно и табака — добрый век были некоторые британские колонии, ставшие потом южными субъектами федерации Соединённых Государств Америки. Основная масса рабов из Африки вывезена за океан для работы на табачных и хлопковых плантациях. Вирджинский табак — и нынче обязательный компонент любого приличного сорта курева, кроме разве что сигар. Да и египетский хлопок (не говоря уж о коротковолокнистом среднеазиатском — из него пристойную ткань сделаешь разве что вручную) заметно уступает американскому по технологическим возможностям.

Словом, все предпосылки для превращения юга СГА в великую сырьевую державу были налицо. Вдобавок основные вооружённые силы и военные запасы базировались на юге — для противостояния индейцам и Мексике. Когда юг федерации ради сохранения привычного — основанного на рабстве — образа жизни объявил в 1861-м об отделении от севера и преобразовании в конфедерацию, оставалось только гадать, когда южный президент Джефферсон Дэвис примет капитуляцию северного президента Абрахама Линколна.