Сундук мертвеца. Путь Базилио

Она осторожно подвигала лапами. Ничего не почувствовала. Потом ступнями – вроде бы тоже всё нормально. Но когда она попыталась согнуть колено, его пронзила острая боль: похоже, взбесившимся векторам вздумалось что-то переделывать в суставной сумке. Оскалившись, она дотянулась до пневмошприца и вбила себе под колено две дозы анальгетика.

Лиса сделала глубокий вдох, ещё немного подвигалась, поёрзала, пытаясь понять, есть ли другие проблемы. Вроде бы ничего не обнаружилось: поджелудочную не кололо, почки не тянуло, печень не подавала признаков неудовольствия, сердце вроде бы тоже работало бесперебойно. Только матка, как обычно, тряслась от возбуждения – лисьи фолликулы выбрасывали в кровь запредельные количества эстрогенов.

И не выйду отсюда, пока не придет,
Не выйду отсюда, пока не придет
Доктор твоего тела,
Доктор твоего тела.
Доктор твоего тела,
Доктор твоего тела… –

пел голос.

Алиса протёрла глаза, облизнула пересохшие губы и взяла капсулу. В принципе, желательнее было бы сначала помастурбировать, но ей было противно начинать с этого день. Она открыла рот, кинула капсулу на корень языка, проглотила, подождала. Легче не стало: матку по-прежнему корёжило, колбасило и плющило.

Я не буду лгать врачу:
Это было и раньше, мой приступ не нов.
Это не значит почти ничего,
Кроме того, что, возможно, мы будем жить, –

древнее песнопение отдавалось где-то под хвостом, в пахучих железах. В какой-то момент стало так плохо, что она не удержалась и выпустила лисий запах – пустой, ненужный запах течной самки. Которая не может, не смеет делать то, для чего предназначена её основа, её порода.

Я буду жить еще один день,
И будет еще одна пьяная ночь,
Как пыльная моль на подушку присела… –

пел голос.

Матку скрутило так, что у Алисы потемнело в глазах. Несчастная лиса схватила фаллоимитатор и со стоном вогнала его в распухшее, страдающее лоно. Плоть покорно хлюпнула. Она привычно подвигала латексной палкой, достала до шейки матки и принялась ожесточённо долбить её, ожидая оргазма. Безрадостного, как все её оргазмы.

– Я пытался уйти от любви, – запел голос из бесконечно далёкого прошлого. – Я брал острую бритву и правил себя… Я укрылся в подвале, я резал кожаные ремни, стянувшие слабую грудь… Я… хочу быть с тобой…

– Я хочу быть собой, – простонала лиса и кончила. Струйка мутной жидкости брызнула из неё вверх, окропляя смятую постель.

Лиса выдернула из себя ненавистный предмет, перевернулась на живот и больно укусила подушку.

«Почему я?» – в который раз подумала Алиса. Почему не мышка, не птичка, не какая-нибудь рептилия, которая может спокойно жить без секса? Почему именно она подхватила эту проклятую хворь? Векторная проказа, бешенство вироидов, которые после прошивки не умерли, а сохранились и до сих пор пронизывают и перестраивают её тело по своим идиотским, взбесившимся программам. Их активность нужно постоянно подавлять, иначе она превратится неизвестно во что. И это заразно – в случае контакта слизистых… Уникальный случай. Кажется, пятый или шестой за всю историю трансгена.

Этим даже можно гордиться, подумала она и заплакала – безнадёжно, беззвучно. Слёзы стекали по рыжей шерсти, зависая на белом пушке подбородка.

Наплакавшись, Алиса тщательно вытерла мордочку влажной салфеткой и встала. Нужно было идти к автоклавам – менять раствор у кролика и корректировать цыплю гормональный фон.

Вдруг её поникшие ушки вздёрнулись тревожно. По коридору кто-то шёл, и эти шаги были непривычными. Чьи-то копыта осторожно ступали по плиткам пола.

Алиса подняла голову, пытаясь разобрать, кто пришёл. Её изощрённый слух распознавал всех обитателей общежития – у каждого была своя походка, каждую она изучила. Эти копыта были ей незнакомы.

Потом в дверь постучали.

– В-войдите, – сказала она, выключая музыку.

– Прошу меня извинить, госпожа Алиса, я без приглашения, – голос был глухой и ровный, как шум прибоя. – Надеюсь, вы не заняты.

– Входите, входите, – повторила лиса несколько нервно.

Дверь отворилась, и в проём, склонив гордую шею, вошёл господин Нефритовое Сокровище – директор Института Трансгенных Исследований, благовещий единорог-цилинь.

От растерянности она села на хвост и тут же вскочила. Больной сустав злорадно напомнил о себе.