Сундук с серебром

Это вывело Ерама из терпения. Он встал, но ни на шаг не отошел от сундука.

— За нос водить? Разве это называется за нос водить? Это ты нас одурачил. Покажи деньги, которыми ты похвалялся! Что-то я не слышал ихнего звона.

— Бумажки не звенят, — бросил зять.

— Зато горят! — Ерам уже не мог молчать. — Если ты их все пожег, так хоть бы пепел нам показал.

— Ваших я не жег, — поняв намек, с притворным спокойствием произнес Йохан; пальцы его крошили сигару.

Женщины переглянулись, но не проронили ни слова. Трубка Тоне погасла, он бросил ее на подоконник.

— Моих денег ты на руки не получишь, — громко сказал он. — Деньги получит Анка, когда они ей понадобятся.

— Они ей сегодня нужны, — брякнула Мрета.

— Анка, правда это?

Дочь была настроена уже по-иному, чем во время утреннего разговора. Не смея взглянуть на отца, она ничего не сказала, только кивнула головой. По лицу ее было видно, что она делает это не совсем по своей воле. Отец без труда догадался, что в его отсутствие в семье разыгралось нешуточное сражение, из которого дочь вышла побежденной. Теперь ему стало окончательно ясно, что зять в самом деле взял в долг те деньги, что были в три дня пущены на ветер и пропиты с гостями. Такой поступок по понятиям Тоне был чуть ли не смертным грехом. Старик был потрясен, в голове у него мутилось.

— Ха! — сказал он. — Я тебе для того должен отсчитать деньги, чтобы ты их вернул тому, у кого занял?

Йохан был задет за живое, но скрыл смущение под притворной усмешкой.

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Не знаешь? А Подлокаров Миха? Ага, вот видишь! — злорадно засмеялся Ерам, заметив, что у зятя от неожиданности дух захватило. — Деньги жжет, хвастает, будто купается в богатстве, а потом занимает под Анкино приданое, которого она еще и не получила… Но меня ты не проведешь! Не проведешь! — погрозил он зятю кулаком.

Йохан покосился на жену, которая сидела с безучастным видом и плотно сжимала губы. Чтобы спасти хотя бы частицу своего авторитета, Йохан швырнул сигару на пол, вылез из-за стола и подскочил к тестю. Они стояли, глядя прямо в глаза друг другу. Ерам не трогался с места, как вкопанный; на лице зятя трепетала каждая жилка.

— Йохан! — вскрикнула Мрета.

— Отец! — испугалась Анка.

Тоне чувствовал, что если они схлестнутся, то зять, вознамерившийся кулаками оборонять свою честь, его не пощадит. Больше всего Ераму хотелось вытолкать наглеца за порог, но он вынужден был отступить, хотя в нем все кипело. Он жалел, страшно жалел, что в свое время не отказал наотрез такому зятю, а ведь внутренний голос явственно предостерегал его! Но теперь дело сделано, мошенник втерся в дом, стал Анкиным мужем и избавиться от него невозможно. Взгляд Ерама уперся в Мрету. Всему виной была эта баба, она заварила кашу.

Если никуда не денешься от ее сына, то хоть от нее бы избавиться! Жить с ней под одной крышей Тоне Ерам не станет, чего бы это ни стоило.

— Ладно, — сказал он и сел на сундук. — Ладно, я дам деньги, но с одним условием.

Йохан, возбужденно ходивший по горнице, остановился у печи.

— С каким?

— С тем, — нехотя поднял глаза Ерам, — что эта сова, — он указал на Мрету, — уберется из дому. Сегодня же, сейчас же.

Мрета поглядела на невестку, потом на сына.

Так как те молчали, она медленно поднялась с места и дерзко подбоченилась, как бы принимая вызов. Став перед Ерамом, она долго не могла найти подходящих слов.

— Ах, так? — наконец выдохнула она. — Ты меня, значит, гонишь на улицу?

— А что мы с тобой, женились, что ли? Или хоть слово сказали о том, что ты останешься в доме? Не будь у тебя своей халупы, я бы еще терпел. А так — отправляйся! Как жила до сих пор, так и живи.

Ерам говорил решительно, резко, но чувствовал, что силы его на исходе. Мрета по его глазам и голосу поняла, что не сможет противостоять его ненависти. Она поискала глазами Анку, которая в замешательстве прибирала на печке какое-то тряпье.

— А ты что скажешь, Анка?

Анка была согласна с отцом, но открыто в этом не призналась.

— Ничего не скажу, — ответила она.

— Я так и думала, — насмешливо скривила губы свекровь. — А ты, Йохан, — обернулась она к сыну, — неужто и ты ничего не скажешь?

Сын шагал от двери к окну, от окна к двери. Он все еще был взволнован, в груди у него кипело, лоб хмурился.

— Ступайте! — бросил он, не глядя на мать.

Мрета ушам своим не верила. Однако сомнений не было — сын действительно так решил. Она опустилась на скамью, переводя глаза с одного на другого. Никто не удостоил ее взглядом. От гнева и обиды ее прорвало; в голосе было больше злости, чем горя.

— Ступайте, говоришь? — поднялась она, размахивая руками. — А разве ты мне не обещал, что я до самой смерти останусь у тебя? Так-то ты мне платишь за все, что я для тебя сделала? Хорош сынок! Думаешь, я не знаю, почему ты меня гонишь? — пробилась через сумятицу охвативших ее чувств ясная мысль. — Потому что не хочешь, чтобы эти деньги попали в мои руки; а возвращать их ты вовсе не думаешь, а хочешь все пропить и прогулять…

Сын остановился посреди комнаты, лицо его почернело от злобы, он сжал кулак и потряс им у матери под носом.