Сундук с серебром

Йохан молча шагал по комнате. Он старался сохранить серьезный вид, с трудом сдерживая загадочную усмешку, упрямо набегавшую на его губы. Наконец он остановился перед Анкой.

— Где у него спрятаны деньги? — еле слышно спросил он.

Жена не смогла ответить — у нее вдруг перехватило горло. Йохан сел на скамью, тихонько насвистывая какой-то мотив. Так они не тронулись с места до вечера.

30

Анка провела эту ночь точно в лихорадке. Легла, не поужинав, не зажигая огня, и сразу же очутилась в аду. Ее трясло от тайного ужаса, ангел и дьявол боролись в ее душе. Ей чудилось, будто она ступила на бревно, перекинутое через пропасть, и уже не может и не смеет повернуть назад. Муж, на которого она за весь вечер ни разу не взглянула и которому не сказала ни слова, босиком расхаживал по горнице. Анка укрылась с головой одеялом, чтобы не слышать его шагов.

Это не помогло. Непонятные, таинственные, глухие шорохи доходили до нее. Она начала молиться. О боге она при этом не думала. Молитвенным шепотом ей хотелось заглушить все звуки, доносившиеся извне. И свой внутренний голос тоже. Она жалела, что не выпила водки, не напилась до бесчувствия.

Прошло много времени (ей показалось — целая вечность), прежде чем муж улегся в постель. Когда он прикоснулся к ней, Анка вздрогнула и отодвинулась к стене. Странная напряженность отпустила ее, все в ней расслабло. Она лежала как мертвая, даже мысли стали сонными и тупыми. Она заснула. Но сон был неглубоким и то и дело прерывался мучительными видениями, от которых она испуганно вздрагивала и пробуждалась. По-настоящему она проснулась, когда на дворе уже совсем рассвело.

Анка была так измучена, будто всю ночь таскала тяжести. Поспешно встав и одевшись, она прислушалась. Слышно было протяжное сопение мужа и блеяние козленка, который перевернул корзину и, дрожа, прижимался к стене. У двери тикали часы, их старинный циферблат смотрел в комнату, как темное лицо. Кроме этих звуков, ничто не нарушало мертвой тишины. В окна светило весеннее солнце. В его бледных косых лучах Анке мерещилось что-то жуткое.

Ужас преследовал ее; в это утро ее глаза не могли видеть ничего, кроме ужаса. Но он был не таким, как в прошлый вечер и минувшую ночь. Это был стремительно нараставший, как лавина, ужас человека, который, внезапно протрезвившись, ясно видит перед собою свое злодеяние и его последствия. Множество опасностей, о которых она раньше не подумала, нависли над ее головой, как петля, и грозили ей гибелью.

Она прижала руку к груди, тихонько застонала и устремила немигающие глаза на мужа, который лежал на спине и спал с раскрытым ртом. Он спал мирно и крепко, как всегда. Анке подумалось, что все тяготы он взвалил на нее. И ее захлестнула такая бешеная ненависть к его здоровью и душевному спокойствию, что она готова была схватить его за горло и задушить.

Анка встряхнулась и быстро вышла в сени. Ей хотелось забыться в работе, чтобы не чувствовать томившего ее страха. Не смея даже взглянуть на чердачную лестницу, она развела огонь на очаге и поставила горшки. Потом задала корма скотине, подоила коров и напоила козленка. Все это она делала так быстро, что не успевала думать ни о чем другом.

Когда она принесла завтрак, Йохан уже встал.

Стоя у стола, она глядела на мужа. Сначала его лицо не выражало ничего, самое большее — какую-то хмурость. Не было на нем и вчерашней загадочной усмешки. Он казался чужаком, зашедшим в дом по ошибке. Анка не боялась его, но чувствовала, что всякая связь между ними порвана. Не только душевная, но и физическая. Ей хотелось, чтобы он ушел и никогда больше не возвращался.

Они не перекинулись ни единым словом. Скороговоркой прочли «Отче наш», сели за стол и начали есть, иногда исподлобья поглядывая друг на друга. Анка вдруг почувствовала, что должна что-то сказать, но слова застряли в горле, а молчание тяготило ее все больше.

— Отец еще не встал? — наконец заговорил Йохан.

— Нет, — ответила она дрожащим голосом. — Может, он уже ушел?

— Пойди взгляни.

Анка молча положила ложку и встала. Но вдруг зябко передернула плечами и села на свое место, прошептав:

— Пойди лучше ты.

— Сама иди! — рявкнул муж так грубо, что Анка подскочила.

Она вышла, оставив дверь в сени открытой. Легче было бы пойти на смерть, но она не понимала странного поведения мужа и хотела избавиться от тягостного недоумения. На середине лестницы она остановилась, не решаясь подняться выше.

— Отец! — позвала она, прижав руку к колотившемуся сердцу, и прислушалась.

Голова у нее вдруг закружилась, и она чуть не упала с лестницы. Прошло несколько мгновений прежде чем сверху донеся вздох, казалось, с величайшим трудом вырвавшийся из груди.

— Что такое? — послышались два слова, разделенные паузой.