Едва не ударившись о торчащее над входом тонкое бревно, изображающее накат, втискиваюсь в узкую щель. К угольной стенке землянки приткнулось несколько топчанов, покрытых каким-то рваньем.
Подполковник с командиром «стопаря» уместились за колченогим столиком. На нем, кроме фонаря «летучая мышь», стоит телефонный аппарат полевой связи — «полевка» на военном жаргоне. Мне ничего не остается делать, как с опаской присесть на шконку, в глубине души надеясь, что сумею не подцепить на ней «бэтээров» — то бишь, вшей.
Осматриваюсь.
Ящики с патронами сгрудились у входа. Несколько автоматов — там же. На их стволах — солдатские кружки. Надо полагать, для того, чтобы с хлипкого наката землянки в стволы не сыпалась земля. Рядом со столиком расположена печка-буржуйка, в которой тихо тлеют куски угля (чего-чего, а его здесь навалом!).
От нее ощутимо тянет теплом, и комендант кладет на ее железный бок покрасневшие руки. Помедлив, лейтенант повторяет его движение. Я сижу далеко от них, до печи не дотянуться. Поэтому мне остается греться сигаретой, которую немедленно закуриваю.
Пускаю струю дыма в направлении выхода, замечаю майора-разведчика. Тот, стоя в нескольких метрах от входа в землянку (ему места тоже не хватило), о чем-то оживленно беседует с высоким русским солдатом из ДШ.[2]
Парень в разорванном на колене — некогда белом, а сейчас сером от угольной крошки — полушубке угощается из портсигара офицера, и что-то объясняет, показывая рукой в сторону Афгана. Майор вытащил из кармана бушлата блокнот и, ободряюще кивая солдату, делает какие-то пометки.
Слов их беседы все равно не разобрать, поэтому я опять обращаю свой взор внутрь землянки. Присматриваюсь к хозяину «точки».
Начальник выносного поста, судя по его мальчишескому лицу, по которому совсем недавно стала гулять бритва, — лейтенант. Хотя на почерневшем от угольной пыли бушлате нет ни то что звездочек — погон.
На загрязненной до неопределенного цвета солдатской шапке отсутствует кокарда. К воинскому сословию его можно причислить только из-за наличия автомата, который он сжал коленями. К офицерскому — из-за бинокля на груди и все той же полевой сумки, раскрытой лежащей рядом с ним на топчане.
— Ну, как ты здесь? — спрашивает подполковник.
В ответ лейтенант лишь пожимает плечами.
— Продукты есть? — продолжает свой расспрос комендант, не обращая внимания на партизанский вид своего собеседника и неуставной его ответ.
— Картошка мерзлая и макароны, — произнес тот.
— Ничего, мы тебе тут консервов подвезли.
— Опять красная рыба? — поморщился лейтенант.
На военном жаргоне «красной рыбой» зовется килька в томатном соусе — самый распространенный вид консервов в наших вооруженных силах. После недели регулярного употребления на них не сможешь смотреть всю оставшуюся жизнь.
Когда-то кто-то мне сообщил, что эти консервы вообще запрещены к употреблению в странах с жарким климатом, поскольку способствуют появлению дизентерии. Но мало ли что врачи нормальному человеку запретят, у тыловиков свои резоны. Военная служба — штука для здоровья не всегда полезная, и килька в томатном соусе для организма бойца не самая опасная вещь. По сравнению с пулей, например.
Однако если где-нибудь на «гражданке» военному человеку по незнанию предложат полакомиться этим чудом пищепрома, доброхот запросто может получить банкой по физиономии. Вот такая стойкая «любовь» к «красной рыбе» у служивых людей…
— А вот и не угадал! Мы мясные консервы привезли, — говорит подполковник. — Говяжья тушенка, не свиная.
— Это здорово! — оживляется лейтенант. — А то у меня больше половины личного состава — мусульмане.
— И чего, свинину не жрут? — хитро прищурился комендант.
— Лопают, но не все. Причем, те, кто употребляет, едят всегда в землянке и приговаривают: «Мы под крышей, Аллах не видит!»
— У меня на Шуробаде такая же фигня! — первым засмеялся Рукосуев.
— …Обстановка за сутки? — задал он новый вопрос после того, как утих смех.
— Пока тихо, — вновь пожимает плечами лейтенант (видимо, это у него вошло в привычку). — После того, как вчера был обстрел, и «духи» пытались подойти с левого фланга — да я же докладывал по радиостанции! — тихо. Артиллеристы из Ослиного Хвоста дали пару залпов, отогнали… Правда, один снаряд чуть по нашему охранению не попал.
— Так ведь не попал же! — замечает Рукосуев.
— Не попал! — улыбается лейтенант.
С полминуты они дружно матерят пушкарей батареи самоходок, стоящих внизу под кишлачком, откуда мы прилетели на «вертушке».
Впрочем, это делается больше для проформы: армейские артиллеристы на этой приграничной войне по праву зовутся «богами» и выручают нас во время всех заварушек крепко.
После разгрузивших обстановку ругательств к беседе подключился и я, решив задать несколько вопросов по схемам огня.
— Стрелковые карточки есть? — для пущей значительности свожу брови, памятуя, что в свое время из-за этих карточек мне самому здорово доставалось от проверяющих.