Суп гороховый и блинчики с вареньем

– Вас по телевизору показывали, – заулыбался хозяин дома, он проявлял редкое самообладание, – у вас еще собака прыгала на огромную высоту, отталкиваясь всеми четырьмя лапами!

– Лайт! – позвал Кокин. Голос у него, как у многих клоунов, был теноровый.

В комнату вбежала дворняга, обаяшка с висячими желтыми ушами, белая с редкими желтыми пятнами, ростом с небольшую овчарку.

– Этот человек мне нравится! – высказалась Женя.

Лайт услышал, подошел к ней, положил голову на колени и уставился на нее грустными коричневыми глазами.

– Спасибо, Степан, что откликнулся на нашу просьбу! – поблагодарил Лева. – Гонорар тебе будет выплачен по достижении цели. Приступай!

– Лайт, приступаем! – сказал Кокин.

Собака покинула Женю и стала ждать распоряжений.

– Покажите собаке доллар! – попросил циркач.

– У меня есть! – Василий полез в карман. – Только не один, а пять долларов!

– Годится! – Кокин принял у Василия зеленую бумажку и дал понюхать псу. – Ищи доллары, родной!

Лайт понюхать-то валюту понюхал, однако с места не двинулся.

– Он не хочет искать доллары, – усмехнулся Дробилин, – потому что единственный из вас умный и чует, что их здесь нет!

– Ясно, – сказал Кокин, – он привык работать под музыку. Музыка есть?

– Я спою! – сразу предложил Лева.

– Не надо! – мгновенно отреагировал клоун. Он увидел приемник, включил. Послышалась музыка.

– Чайковский. Первый концерт для фортепиано с оркестром! – проявил эрудицию Лева.

– Прекрасно, – сказал Кокин, – моя собака любит классическую музыку.

– Значит, я тоже собака! – вставила Женя. – Я тоже люблю классическую.

А Лайт встрепенулся, пышный белый хвост поднялся над спиной, пес втянул ноздрями воздух и побежал по комнате, закрутился по ней, нюхая, нюхая, нюхая. Все наблюдали за ним с нескрываемым интересом. Дробилин по-прежнему не проявлял ни малейшего беспокойства. Вдруг Лайт, оттолкнувшись от паркета всеми четырьмя лапами, взвился в воздух и с силой вонзился черным кончиком носа в репродукцию картины К. Ф. Юона «Раскрытое окно», опустился на пол, вновь подпрыгнул и на этот раз уткнулся в обрамленную фотографию двух стареньких людей, должно быть родителей Дробилина. На этот раз перестарался, потому что фотография с треском упала, стекло из нее выпало и раскололось, рамочка развалилась и… по полу весело разлетелись сотенные долларовые бумажки.

– Каков твой гонорар, Степан Кокин? – спросил Лева.

– Триста.

Лева нагнулся, отсчитал требуемую сумму и вручил циркачу.

– А гонорар собаке? – Женя полезла в холодильник, извлекла из него сардельку и протянула псу. Тот не побрезговал.

– Всего хорошего! – попрощался Кокин.

– Спасибо вам большое! – Все ж таки оставалось непонятным, как это Дробилин продолжал сохранять хладнокровие. Он проводил Кокина и его собаку, аккуратно запер за ними дверь. – Эти триста, Женя, вычтешь из твоих десяти тысяч. Конечно, я их у тебя не брал, но десять тысяч долларов не такая уж большая сумма!

– Да, конечно, это мелочевка! – вставил Лева. – Сейчас мы поснимаем все ваши картины, а рамы переломаем!

В комнате по стенам было развешано множество картин, и все в рамах.

– Конечно, Дима, мы так и сделаем! – весело произнесла Женя.

Настроение у нее явно повысилось.

– Женя, – попросил Дробилин, – возьми в ванной, в углу, совок, и там же маленькая метелка, подбери стекло, пожалуйста, а вы, господин артист, вы здесь самый крупный, снимите со стены вон тот натюрморт! Банкам – что коммерческим, что государственным – я не доверяю!

– Я бы перенял ваш опыт, – вздохнул Лева, – но мне нечего прятать!

– А я сквалыга. – Дробилина потянуло на полную откровенность. Потеря десяти тысяч была ведь для него трагедией. – Мне нравится копить, и, знаете, я готов вас всех поубивать!

– Меня тоже? – Женя подбирала с пола кусочки стекла.

– Тебя тоже!

– А сколько у вас всего припрятано? – поинтересовался Василий.

– Много денег не бывает! – Дробилин вздохнул.

Натюрморт был снят, Дробилин вынул пачку купюр, она лежала между холстом и задней стенкой. Вытащил из нее три стодолларовых бумажки, а остальные протянул Жене.

– Задали вы мне задачу, господа, теперь придется все перепрятывать. Это, я вам доложу, задача!

– Жизнь хороша и она же удивительна! – Женя расстегнула кофточку и положила девять тысяч семьсот долларов под лифчик. – Дима, привет, только ты, пожалуйста, больше ко мне не приходи!

– А как же суп гороховый? – заставил себя пошутить Дима Дробилин.

– Перебьешься! – Женя направилась к выходу, а за нею потянулись Василий и Лева.

– Вы бы хоть попрощались для приличия! – крикнул им вдогонку Дробилин.

– Иди ты знаешь куда, ворюга! – И Василий сообщил точный адрес, куда ему следует идти.

Исполнив долг, Василий и Лева поторопились на аэродром, а Женя – обратно, в свою пустую квартиру. Первое, что она сделала, так это перевернула диванную подушку, там, на задней стороне, видна была молния. Женя расстегнула молнию, засунула в глубь потайного кармана девять тысяч семьсот долларов, застегнула молнию, перевернула подушку и… заплакала. Плакала она потому, что Василий умчался в Самару вот так вот сразу, лучше бы не приезжал, плевала она на доллары.