Суп из крыла ангела. Притчи о любви

Музыка смолкла, затем Елизар услышал приближающиеся шаги, и дверь открылась. Первым, что он ощутил, был запах жасмина, который каким-то чудом мгновенно загасил раздражение Елизара, как свечу. Когда дверь открылась шире, свет из окна, что располагалось напротив двери в глубине дома, обрисовал женский силуэт. При виде его Елизар тут же позабыл, зачем пришел.

Ничего прекраснее этих пропорций, линий шеи и плеч, наклона изящной головы он не видел никогда. Уличный свет со стороны открытой двери не достигал женщины, и силуэт её был нечетким: его густо-синий цвет растворялся в молочно-золотом мареве, но это только усиливало волшебство. Сделав шаг в сторону, она предложила Елизару войти. Когда дверь закрылась, он перестал видеть хозяйку, но теперь еще острее ощутил её близость, тепло и жасминовый аромат, исходившие от неё…

* * *

Исидора смотрела на вошедшего мужчину и чувствовала, как краска заливает её лицо. Она знала об этом человеке и часто видела его проходящим мимо её окон. Сейчас пристальный взгляд его голубого глаза охватывал Исидору всю целиком, с головы до ног, в то время как немигающий зеленый глядел куда-то сквозь. Ей было известно, что настройщик почти слепой, и все же казалось, что он прекрасно видит её, причем со всех сторон одновременно.

Исидора почти не выходила из дома, во взглядах людей она привыкла ловить отчуждение, жалость и даже брезгливость, и давно уже любому общению предпочитала одиночество. Она видела, что её врожденный дефект – лишенные пигмента бледные пятна, расползшиеся по смуглому лицу, шее и рукам – заставляют окружающих отводить глаза при разговоре и мешают им думать о чем либо, кроме ее уродства. Настройщик глядел на Исидору иначе, ни один мужчина никогда раньше не смотрел на неё с таким растерянным восхищением. Он начал было говорить что-то о нотах и клавишах, но смешавшись, снова замолк.

– Вероятно, вам режут слух звуки моего рояля… Я знаю, он не просто расстроен, он убит горем и кричит, как раненая птица. Боюсь, это невозможно починить.

– Мне бы очень хотелось попробовать. Если позволите…

* * *

Голос у женщины оказался глубоким и немного шероховатым, такое звучание свойственно людям, привыкшим подолгу молчать. Елизару захотелось любой ценой исправить всё, что было сломано и в доме женщины, и в ней самой. За считанные минуты он полюбил эти совершенные очертания, этот голос и волнующий запах жасмина.

Позже, когда Елизар впервые коснулся Исидоровых рук, лица, грудей, он едва не задохнулся от счастья.

– Знаешь, моя кожа… – прошептала она перед тем, как скинуть с себя платье, но Елизар не дал ей договорить.

– Твоя кожа идеальна, она мягче и глаже шелка…

Привыкшая к своему маленькому бирюзовому дому, Исидора не хотела покидать его, и Елизар, не желавший покидать Исидору, остался вместе с ней. Его чуткие руки умели настроить тело Исидоры не хуже любого музыкального инструмента и заставить его петь. Елизар вернул звучание старому роялю, научил Исидору смеяться и замечать то, что способны замечать только влюбленные. По вечерам вино в их доме говорило стихами, а утром чайник сочинял и высвистывал сонаты. Часы начали опережать время, жасмин, не успевая отцвести, тут же снова покрывался белыми пахучими цветами.

– Если бы к тебе вернулось зрение, ты бы меня разлюбил, – как-то сказала Исидора.

– Думаю, я вижу тебя гораздо лучше, чем все остальные. Зрячим обилие деталей часто мешает оценить главное.

Через год у Елизара и Исидоры родились две девочки-близнецы, а еще через месяц скончалась Елизарова мать, и супруги решили перебраться в более просторный дом Елизара. Ксения и Павлина появились на свет с черными кудрями, как у отца, и белыми пятнышками на коже, как у матери. Девочки унаследовали материнский недуг, но у каждой из них было всего по одному небольшому пятну: у Ксении оно браслетом охватывало правое запястье, у Павлины – украшало левый висок, чуть наползая на бровь и делая кончик её совсем белым. Если бы не эти метки, сестер никто не смог бы отличить друг от друга.

Исидора решила, что расположение пятен – это подсказка свыше: сила Ксении – в ее руках, а Павлины – в голове. Когда девочки научились, не проливая, есть суп ложкой, Исидора принялась учить их игре на рояле, а заодно женским ремеслам и премудростям. Позже она часто повторяла им то, что когда-то ей самой говорила мать: «Если в доме звучит музыка и цветёт жасмин, когда-нибудь в дверь непременно постучится тот, кто не сможет уйти».