Суп из птичьих гнезд

– Значит, заглядывали! И что ж там было?

– Листок с формулой, – нехотя ответила подруга.

– И все?

– Ну, и еще кое-что.

– Что именно?!

– Не скажу! – Тая снова злорадно закурила.

– Ну-ну, – хмыкнул Леня и отвернулся, но молчал он недолго. – Что там было, девочки? – голос его прозвучал тихо и устало. – Это очень важно. Там должны были быть ингредиенты лекарства, должны… обязаны!

– Не было там никаких ингредиентов, – уверенно произнесла подруга, – формула была и больше ничего. А соседка моя жива?

– Да что с ней сделается, со старой мухомориной! – досадливо передернул плечом Лёня.

Наконец машина затормозила. Я выглянула в окно. Стояли мы у милого двухэтажного особнячка, где-то в центре города, хотя, у такого городищи, как Москва, трудно разобраться, где центр, такое чувство, что он повсюду. Выкрашенный в светло-бежевый цвет особнячок, имел вполне мирную вывеску: «Издательский дом „Глаголь“».

– Прошу всех выходить, – изо всех сил вежливо изрек Лёня и полез из машины. Чихающий водитель остался в машине, а мы, вместе с понуро-хмурым Владом, последовали за Лёней. Издательский дом «Глаголь» абсолютно ничем не отличался от своих собратьев, и в душе у меня шевельнулась робкая надежда на то, что сейчас мы, как цивилизованные люди, обсудим с Вадиком создавшуюся ситуацию, проясним все неясное и отправимся домой, хоть и нищие по-прежнему, но живые и здоровые.

Остановившись у солидной двери с табличкой, гласившей: «Главный редактор Кочетков М.Ю.», Леня толкнул дверь и вошел внутрь. Кабинет был пуст.

– Присаживайтесь, – он кивнул на стоявшие вдоль стены стулья, а сам принялся расхаживать от двери к окну. Вскоре в кабинет вошел высокий подтянутый господин, я почему-то сразу поняла, что это и есть Лёнин брат, хотя внешнего сходства меж ними не было практически никакого.

– Вот, Вадь, – Лёня устало махнул рукой в нашу сторону, – я сделал все, что мог.

– Угу, – Вадя мельком взглянул на нас спокойными светло-карими глазами и развернулся к Лёне. – Точно пустой?

– Твои же звонили, они и сказали, – пожал плечами Леонид. – А они не могли взять?

Вадим отрицательно качнул головой.

– Мы тоже не брали! – выпалила Тая. – Клянусь вам!

Вадя снова мельком глянул в нашу сторону, но этого мимолетного взгляда хватило, чтобы сразу расхотелось клясться в чем бы то ни было, причем всем троим.

– А что старуха?

– А ничего, – развел руками Леонид, – чего взять с дурной бабки?

Вадим молчал с добрую минуту. Было видно, что этот человек очень устал, долго не спал… и вообще, что-то мне всех было жалко, уж не признак ли это нервного расстройства?

– Подумать надо, – изрек Вадим, – а этих вниз пока давай, потом порешаем.

Таино лицо вытянулось, а я хоть и вздрогнула, но спокойствие сохранила. В кипах дурацких писем, приходивших в нашу редакцию, малограмотные читатели желтушной прессы, зачастую вместо слова «решим» использовали «порешаем». Хотелось надеяться, что Вадим тоже имел в виду именно это безобидное слово.

Вадим остался в кабинете, а мы, в сопровождении Леонида, вышли в коридор и направились, почему-то в противоположную от лестницы сторону. В конце коридора Лёня свернул в совершенно неприметный крошечный закуток и спустился на ступеньку вниз. Последовав его примеру, мы оказались перед лифтом. Его двери открылись, мы втиснулись в тесную кабину, и Лёня нажал одну единственную кнопку на панели. Ехали молча, Тая все время сверлила взглядом эту одну единственную кнопку и ее глаза постепенно снова начинали походить на глаза нервного оборотня.

Кабина мягко остановилась, двери открылись, и нашим взорам предстали складские помещения, заваленные ящиками, коробками и упаковками с отпечатанными книгами. Петляли мы по этим, тоже вполне мирным подвалам довольно долго, затем Лёня остановился у совершенно ровной, выкрашенной масляной краской стены, наклонился к плинтусу (зачем в подвале плинтуса?), и в стене вдруг раскрылась узкая дверь. После тайника в пузане, выполненного без единого зазора, мы с Таей не удивились, Влад же, казалось, вообще ни на что не реагировал и двигался как сомнамбула, под гнетом горя, что оказался предателем и подставил своих лучших друзей. Лёня по очереди впихнул нас всех в дверной проем и следом протиснулся сам. Мы снова оказались на лестнице, но на этот раз стали подниматься наверх. Поднимались до тех пор, пока не уперлись в железную дверь. Лёня открыл ее и приглашающе махнул рукой. Войдя внутрь, я застыла, раскрыв рот. Передо мной была самая настоящая тюрьма на восемь камер, частная тюрьма в центре Москвы! Камеры были сделаны по западному образцу – двери не глухие, а сплошь из решеток.

– Идемте, – Лёня деловито направился вглубь по проходу между камерами. Проходя, я заметила в одной из них рыжеволосую девушку, без движения сидящую на кровати. Бедная Шура Бенедиктова, сколько же она тут мается?